Самый темный день (ЛП)

  Ее брови сдвинулись ближе. — Значит, никто не заплатил тебе за то, чтобы ты пришел за мной?

  — Я плачу сам. На безвозмездной основе.

  Она ухмыльнулась. 'Ты мне нравишься.'

  «Это чувство не взаимно».

  'Это займет время. В конце концов вы будете совершенно одурманены.

  — Ничто не помешает мне убить тебя.

  — Тогда почему бы тебе не убить меня сейчас? Я стою прямо здесь, рядом с тобой. Я безоружен. Уязвимый. Просто слабая маленькая женщина против большого сильного мужчины».

  — Ты не слаб, — сказал он. — И ты неуязвим.

  — Так ты цыпленок?

  Он улыбнулся, признавая шутку. — Две причины: одна… — Он оглядел многочисленных свидетелей. — И второе: сначала мне нужна информация.

  Она казалась удивленной. Что, в свою очередь, удивило его. 'О чем?'

  — О том, кто послал тебя за мной. Я хочу, чтобы вы знали о них все.

  Удивление переросло в любопытство. — Почему, по-твоему, меня послали?

  — Ты наемник, как и я. Кто вас нанял?

  Уголок ее рта чуть приподнялся. «Неужели совершенно непонятно, что я могу ни на кого не работать, что я могу быть своим собственным клиентом? Так же, как вы говорите себе, что вы есть сейчас.

  — Это за гранью понимания, — сказал Виктор. — Мы никогда раньше не пересекались. Меня все время пытаются убить, и это никогда не бывает случайно. За этим всегда стоит клиент или брокер. Всегда есть веская причина. Я всегда этого заслуживаю. Но не в этот раз. Я даже не знал, что ты существуешь, пока ты не попытался меня убить.

  — Значит, ты не можешь быть моим врагом?

  Он изучал ее. — Я убил вашего мужа, брата или отца?

  — Нет, нет и еще раз нет, — сказала она. — По крайней мере, насколько я знаю.

  'Точно. Кто заплатил вам? Кого ты здесь встречаешь? Если это ваш клиент или брокер, возможно, вы все-таки сможете пережить это».

  — Ты так близок к истине и даже не осознаешь, не так ли?

  — Так или иначе, я узнаю.

  — Я не сомневаюсь, что вы это сделаете. В конце концов, ты зашел так далеко.

  Он уловил сарказм в ее голосе, но не ответил. Больше он пока ничего не сказал. Как и Рейвен. Вокруг них молодые и старые, мужчины и женщины разговаривали, смеялись и восхищались пейзажами и искусством. Они фотографировали инсталляции и себя и себя с инсталляциями. Они пили кофе и коктейли, а также ели дорогие закуски в кафе и мартини-баре в саду на крыше.

  — Мне нравится это место, — сказал Рейвен. «Это было создано высокомерием. Основатели хотели построить что-то, что могло бы соперничать с великими музеями Европы».

  — Я бы сказал, что им это удалось.

  'Впервые здесь?'

  Он посмотрел на нее. — И последнее.

  Она поняла, что он имел в виду. 'Это позор. Для нас обоих, я имею в виду. Но так не должно быть.

  'Да. Ты знаешь что.'

  На ее лице отразилась грусть. — Я полагаю, нам следует покончить с этим. Но, как вы сказали, здесь слишком многолюдно. Почему бы нам не пойти в какое-нибудь уединенное место? Нет нужды расстраивать этих милых людей, не так ли?

  Это была ловушка, он знал. Но он также хотел оставить крышу и всех свидетелей.

  Он кивнул, когда она посмотрела ему в глаза. — Немного уединения было бы неплохо.

  ТРИДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ

  Они прошли по крыше к лифту. Она направилась туда, и он позволил ей. Он держал ее рядом — но не слишком близко — и все время периферийным зрением. Она сделала то же самое. Они подождали, пока пухлая семья выйдет, и вошли внутрь. Они столкнулись друг с другом через всю машину. Внутри никого не было. Виктор не моргнул, когда она протянула руку, чтобы нажать кнопку первого этажа.

  Ее пальцы были длинными и тонкими, но он мог видеть силу в ее запястьях и обнаженных предплечьях. Сгибатели запястья были определены, а плечелучевая мышца имела необычное выдающееся положение.

  Она увидела, как он смотрит, и сжала кулак, чтобы сильнее подчеркнуть мускулы. — Хочешь заняться армрестлингом?

  «Вы должны носить одежду с длинными рукавами».

  «Я говорю людям, что я карабкаюсь».

  «Я говорю людям то же самое, — сказал он. — Но я карабкаюсь.

  — Ты уверен, что хочешь пройти через это? спросила она.

  Он сказал: «Я не выживал так долго, игнорируя угрозы».

  'Я тебе не угроза.'

  — Ты пытался меня убить.

  «Какая важная часть этого утверждения?»

  Он изучал ее лицо. Ее кожа была гладкой, а скулы были покрыты веснушками. — Ты хочешь сказать, что больше не хочешь меня убивать?

  — Я никогда не хотел тебя убивать.

  — Игры на меня не действуют, Констанс, — сказал Виктор. «Вы не можете манипулировать мной. Играть мило и невинно — пустая трата времени. Вы не можете апеллировать к моей человечности. у меня не осталось. Я обменял последний из них давным-давно. Я здесь, чтобы убить тебя, прежде чем ты убьешь меня. Ничего больше.

  Ее брови поднялись при использовании ее имени. — Значит, ты много обо мне знаешь.

  'Конечно.'

  — Конечно, — повторила она. «Это не сексуально, не так ли? Констанция. Звучит так старомодно. Мои родители были хиппи. Моя мать-американка и отец-индеец хотели отпраздновать свою необыкновенную связь. По крайней мере, тогда это было редкостью. Они хотели, чтобы имя для их первого ребенка заключало в себе сближение Востока и Запада. Вы когда-нибудь слышали что-нибудь настолько банальное?