Самый тяжкий грех (СИ)

— Полное дерьмо! Я ненавижу Татуин. Я ненавижу все, что с ним связано. Работорговцев, хаттов, грёбаных тускенов… — глаза Энакина сузились, и с каждым словом его лицо все больше и больше искажалось болью и яростью. — Если на Татуине есть хоть что-то хорошее, то я — драная вомп-крыса!

— Мне ты не кажешься похожим на вомп-крысу. Поверь, я знаю, какой на самом деле мерзкий Татуин.

— Ха, — Энакин снова покачал головой. — Мне нужно выбросить это дерьмо из головы. Я — джедай. Я не должен позволять всему этому добраться до меня.

— Я понимаю, о чем ты. Я знаю, что это такое.

Энакин резко развернулся, глядя прямо на Люка пронзительным взглядом — вот почему его глаза казались такими знакомыми! — и спросил:

— Ты форсъюзер?

— Да.

— Я видел твой световой меч.

Люк нервно вздохнул и сказал:

— Мой наставник умер.

— Мне жаль. А кто он?

От пристального внимательного взгляда Люку стало не по себе, и он промямлил:

— Ты вряд ли его знал, — он сказал почти правду, ведь даже если Энакин знал Йоду сейчас, он не знал его во времена Люка.

— Он не был связан с Храмом?

— Храм?..

— Ты… не знаешь о Храме? — Энакин изумленно моргнул.

— Боюсь, что нет. У меня было очень нетрадиционное обучение.

— Да уж, похоже на то. Но ты не ситх.

— Нет, хатт подери! — Люк рассмеялся, — Мой учитель лопнул бы от злости, если бы его назвали ситхом!

— Значит, ты — джедай?

Люк отвел глаза.

— Нет. Во всяком случае, пока нет. Я бросил обучение, чтобы спасти моих друзей, а когда вернулся, чтобы закончить, мой учитель был при смерти. Потом… что-то случилось с кораблем, и я совершил аварийную посадку. А потом ты спас меня.

— Значит, ты должен прийти в Храм. Они смогут определить, готов ли ты столкнуться с испытаниями.

— Мой наставник сказал, что я стану джедаем, когда встречусь лицом к лицу со своим самым большим страхом.

— Понятно, — Энакин почесал затылок и встал. — Пойдем, перекусим что-нибудь. Почти полдень, и я очень голоден.

Люк натянул сапоги, и, не говоря друг другу больше ни слова, они покинули номер.

========== Потребность в любви… ==========

Люк не мог — или просто не хотел? — верить в происходящее. Он шагал по пермакритовой дорожке Корусанта — не Центра Империи — ещё до своего рождения рядом со своим…

Он не мог заставить себя даже мысленно произнести, кем был для него Энакин Скайуокер — только не после прошедшей ночи.

Энакин угрюмо молчал, и Люк украдкой взглянул на него. Голубые глаза, мерцающие в отраженных от оконного пластигласса зданий солнечных лучах, были наполнены странным, почти болезненным спокойствием, словно все душевные силы Скайуокер направлял на сохранение контроля над собой. Люк не мог оторвать взгляд от лица своего спутника, ему хотелось запомнить до мелочей рельефные волевые скулы, глубокий шрам от лба до щеки и глаза… глаза, которые видели слишком много.

— Что случилось? — осторожно поинтересовался Люк.

— Если бы я знал. Что-то не так в Силе. Я чувствую.

Разумеется, в Силе было что-то не так. Люк находился не в своем времени, разговаривал с тем, с кем не должен был разговаривать и думал о… том, что неотвратимо тянуло его на грань безумия. Несмотря на то, что теперь он понял, кем был для него Энакин, даже зная правду, он не мог выбросить из головы образы, чувства, воспоминания прошлой ночи. Хоть разум и кричал, что это не правильно, отвратительно, что это… зло, Люк не мог ничего с собой поделать. Хорошо, что ему хотя бы удавалось скрывать свои эмоции.

— Я чувствую то же самое, — тихо откликнулся он.

***

Сидя в небольшой забегаловке за простым обедом, состоящим из сэндвичей, они говорили обо всём: начиная от войны и политики, заканчивая музыкальными пристрастиями. Люк узнал, что Энакин был большим поклонником старомодной группы «Myllisekonde», распавшейся несколько лет назад, которая всегда вызывала восхищение у Люка. Ещё, как выяснилось, Энакин с раннего детства всерьёз увлекался пилотированием и техникой. И Люк обнаружил, что Энакин полон слепого почтения к канцлеру Палпатину — того же самого, которое Люк испытывал к Бену Кеноби, по крайней мере до тех пор, пока не открылась истина.

Другими словами, у них было очень много общего.

Но всё же существовала тема, о которой они избегали говорить: секс. Люк не хотел думать о своих неправильных — или правильных? — действиях. Его ужасал даже не сам факт свершившегося, а собственные эмоции по этому поводу. Оказаться в постели с незнакомцем, не зная даже его имени — да еще и с женатым! — уже вполне достаточно, чтобы волосы встали дыбом. Однако почему-то Люк не испытывал вполне ожидаемого отвращения из-за личности человека, которому с готовностью отдавался этой ночью.

…То, как Энакин улыбался, как двигался… и эти невозможно голубые глаза!..

Вероятно, здесь была изрядная доля внутреннего отрицания того, что Энакин был… тем, кем был. Люк почти хотел иметь возможность отречься от себя, от будущего, стать кем-то другим, кто смог бы изменить судьбу Энакина.

Именно это больше всего огорчало.