Самый заурядный попаданец в гоблина. Книга 1

Марта несильно пихает Умку локтем, но ей этого хватает, чтобы плюхнуться на попу.

— Стой, Марта! — перед Петром появляется затылок Луи. — Я знаю, что это звучит как бред, но его нельзя убивать, он другой.

— Ernsthaft? — спросила Марта, раздумывая, а не прибить ли обоих.

— Natürlich! — быстро закивал Луи, переходя, кажется, на немецкий. А потом снова на французский. — Я своими ушами слышал, как он говорит на рафнийском. Его нельзя убивать, это открытие мирового масштаба.

— Пусть докажет! — потребовала Марта. — Хочу убедиться своими ушами, что эта опасная тварь не животное.

— Ну, давай, — Луи стал трясти полусознательного Петра. — Скажи что-нибудь!

— Г-И-Т-Л-Е-Р К-А-П-У-Т Ф-А-Р-И-С-Т-Ы! — прохрипел Пётр специально для Марты на немецком. А потом всё же потерял сознание от обезвоживания.

В забытьи он пробыл недолго. И очнулся от того, что кто-то потихоньку через тряпку выдавливает воду ему в рот. Открыв глаза, он увидел Умку, которая, собственно, и проявила заботу к нему. Тряпочку, кстати, не мешало бы постирать. Руки ему связали за спиной, зато ноги оставили, значит, не сомневаются, что он не сможет убежать. Собственно, после побегушек в доме он и сам не сомневался в этом. Собакоголовая фрау на открытой местности догонит его в два счёта.

— Давайте убьём его? Сколько эти твари нам жизнь портили? — четвёртый голос.

— Кому это нам, Базиль? Ты тут без году неделя, — третий голос.

— Они моего друга убили.

— И чё? Из-за того, что ты хочешь свести старые счёты, мы должны лишаться ценной находки? Он может заинтересовать нашего капитана, а может, и главу общины.

— Продать его?! Думаете, это сработает? Я хочу свою долю, — заявил Базиль.

— Вот, сразу видно потомственного раба, жалкая ты душонка, Базиль, — Марта.

— Что? Да я!

— Ты что тля? А ну сел и хвост поджал, — прорычала Марта с угрожающей интонацией.

Петру определённо начинала нравиться эта собакоголовая женщина.

— Мадмуазель и месье, наши рассуждения в корне неверны. Это существо разумно, а стало быть, его нельзя обращать в рабство, — Луи.

— С чего это? — Базиль.

— Графство Томнов — свободная от рабства страна, — безапелляционно заявил Луи.

— С чего ты взял, Луи?

— А разве не так, Этгар?

— Ну вообще-то, ещё во время войны все рабовладельцы просто отпускали своих рабов на волю. Тогда не до крючкотворства было, но официально указа об отмене рабства не было.

— Вот и отлично, теперь он наш. Можем делать с ним, что захотим. Захотим — продадим, а захотим — хоть на колбасу пустим, — снова подал голос Базиль.

— Ох, Базиль, можно человека выпустить из рабства, но раба из человека… Почему тебя так и тянет кого-нибудь заневолить? — Эдгард.

— Да он просто тупое и злое животное. А то, что он говорит, делает его ещё и ценным животным, как дрессированная обезьяна. Продадим эту тварь за талоны и поделим на всех.

— И с Дикаркой тоже поделишься?

— Зачем? — искренне недоумевал Базиль.

— Титульная нация графства — это ночные эльфы. По законодательству старого герцогства, которое не менялось со времён раскола, только у ночных эльфов есть право содержать рабов, нарушение этого закона карается смертной казнью. Это я специально для тебя говорю, Базиль. А в данной ситуации единственный, кто может заявить по закону права на нашу зелёную находку, это Дикарка.

— ОНА? — не удержавшись выкрикнул Базиль и указал пальцем на Дикарку. — Да она же полоумная.

Все обернулись на сидящую рядом с Петром Умку. И увидели, что гоблин пришёл в себя.

— Про адекватность хозяина в законе ничего не сказано.

— З-д-р-а-в-с-т-в-у-й-т-е, — попытался сказать Пётр тщательно проговаривая французике буквы, но получилось у него что то вроде «дратуйте». А потом зачем то добавил ещё, — т-о-в-а-р-и-щ-и.

— Фронтирский волк тебе товарищ, — фыркнул Базиль.

— Он действительно говорит! А ведь считалось, что они в принципе не способны на контакт, — Эдгард.

— Кое-где до сих пор сомневаются, что гоблины вообще разумны, — восторгался Луи, — а этот говорит. Причём я подтверждаю, что он знает минимум два языка, рафнийский и геранский.

— Эй! — Марта подсела к нему и не сильно пнула ногой. — Кто твой господин? Кто научил тебя говорить? Ты шпион?

— Н-е-т, — от периодической практики с Умкой стало легче владеть своим горлом. Теперь уже он не делал такие ударения на буквы, но всё равно приходилось проговаривать слова по буквам. — Я д-р-у-г.

— Папуас ты зеленый, а не друг. Расскажи, откуда ты такой интересный взялся в наших краях?

— Я н-е з-н-а-т, я п-р-о-с-ы-п-а-т-ь-с-я з-д-е-с в-ч-е-р-а и н-и-ч-е-г-о н-е п-о-м-н-и-т. У-м-к-а м-е-н-я н-а-х-о-д-и-т п-о-м-о-г-а-т, д-а-в-а-т е-д-а.

— А-а-а-а у меня сейчас уши свернутся от его рафнийского, — простонал Луи. — А может, он заколдован? Ну, как в сказке о заколдованных принцах и принцессах. И ходить ему в облике отвратном, пока дева невинная телом и чистая душой не признает в нём своего возлюбленного.

Последние строчки Луи процитировал из какой-то книги, не успел он закончить до конца, как его заглушил дружный ржач всех остальных.