Самый заурядный попаданец в гоблина. Книга 1

— Ты, словно животное, — сказал «Паук», — наверное, поэтому у тебя такая жизнестойкость. Разумный человек, а уж тем более женщина, сломалась бы под таким прессингом и пытками. А тебе хоть бы хны, ты даже не похудела.

Умка плохо понимала, о чём вообще говорит этот страшный человек, но перевернулась к нему лицом и нацелила свои слепые глаза на него. Когда кто-то говорит, а она не обращает на него внимание, этот кто-то может разозлиться и навредить Умке. Лечи потом своё тело. Да и слушать — не мешки таскать.

— Что, тебе, наверное, страшно? Ты считаешь меня монстром? Ты думаешь, что я убью тебя?

«Паук» выдерживал драматическую паузу. Всю эту театральность Умка просто не могла оценить. Но если бы она поняла, то да, ей стало бы страшно, но в основном, потому что он рядом. Только сумасшедший не испытывал бы страх, находясь во власти существа, которое может тебя убить одним лишь приказом своим «миньонам». А так, сегодняшние пытки уже закончились, дедуля уже испытал удовольствие от её визгов, и поэтому сегодня уже бояться было нечего, надо бояться завтра. Насчёт монстра вопрос был чисто риторический, она точно знала, что он монстр. Из-за слепоты эльфийка всеми годами применяла аурное зрение, и если для узких магических специалистов такой мощный инструмент исследования был достижением только после длительных тренировок и применялся изредка, то для Умки это был один из немногих способов ориентирования в пространстве, она видела больше, дальше и глубже, чем обычные провидцы аур. Насчёт своей смерти Умка тоже не сомневалась, её обязательно убьют, будут долго мучить, но в конце концов убьют, все игрушки рано или поздно надоедают. Кошки тоже иногда играют с мышами, прежде чем их съесть.

— Это правда, я самый настоящий монстр, и участь всех находящихся тут людей печальна.

— М-м-м-м, — внимательно промычала Умка.

Маньяки — это такой народ, одинокий. Все как-то вокруг умирают, так что им даже поговорить не с кем.

— Знаешь, я ведь когда-то был не таким. Когда-то я был просто человеком, вон как они, — Паук кивнул в сторону дрожащих от холода и страха детей в клетке, — Я расскажу тебе историю своей жизни. Только ты, слабоумная девчонка, можешь выслушать меня и не будешь осуждать. У меня было всё как у всех, моя семья жила в свободных баронствах. Мой отец был простым крестьянином, у нас было поле, которое мы возделывали. Нас было четверо: я, отец, мать и моя сестра-близнец — самая обычная крестьянская семья. Ну, может быть, чуть богаче среднего, поля были обширны, и отец часто нанимал рабочих. В один из дней местный барон, бывший со свитой на охоте, заглянул к нам в дом. Его свита встала лагерем возле леса, таковы традиции охоты. Но барона ночёвка в палатке не прельщала. Он и его телохранители пришли к нам в дом, меня с сестрой и отца выгнали ночевать в сарай. А мать осталась, якобы, им прислуживать. Полночи я слушал, как барон трахает мою маму, слушал и мой отец. Тогда я был ещё мал и не понимал, почему он это допускает, почему он не вмешивается. В ту ночь я перестал его уважать. Я взял вилы и попытался вызволить мою маму. Ворвался в дом и… насилия не было, она занималась с бароном развратом и улыбка сияла на её лице. Мне повезло, в ту ночь меня не убили, а просто избили за то, что помешал барону развлекаться. И то, спасибо, мама попросила. На утро барон уехал и забрал маму с собой, потому что мог. Мы стали жить дальше, я возненавидел отца, я просто не желал понять, что выбора тогда у него не было. Больше мамы я не видел, но отец недолго тосковал, сразу же пожелал жениться снова. Моей будущей мачехой должна была быть дочь богатого хуторянина, чьи поля были разделены с нашими одной лишь дорогой. Такое объединение привело бы к созданию фермы, а это уже совсем другой социальный слой, гораздо выше обычных крестьян. Вот было только одно НО. Хуторяне ни в какую не желали, чтобы к их светлому будущему были хоть как-то примазаны приживалки вроде нас с сестрой. Общие потомки отца и мачехи — пожалуйста, но не мы. Отец согласился, нас отдали на усыновление. Надо отдать должное, папочка подсуетился и сделал так, чтобы мы не остались в баронстве, а попали в герцогства Том-Том. Жизнь здесь и там сильно отличалась на тот момент, Том-Том — нецивилизованная страна, но и не такие дикари, как во Франтирер. Три года мы с сестрой прожили в приюте и это было лучшее время в моей жизни, твои соплеменники хорошо заботились о нуждах сирот. У нас даже директриса была эльфийка. Мне нравились ночные эльфы: строгие, но справедливые, надменные, но добрые. И если бы не ваша дурацкая вера, мне бы не за что было вас ненавидеть.