Самый жаркий день лета

Лейла судорожно вдохнула.

— Насколько все плохо?

— Очень плохо. — Гарднер опять цокнул языком. — Черт, Лейла, прости.

Само извинение повергло ее в ужас. У них с Робертом были здоровые приятельские отношения, которые никогда не переходили грань близости. Обычно партнеры ограничивались шуточными оскорблениями и дурацкими подколами. Поэтому сейчас серьезность тона собеседника заставила Лейлу покачнуться от страха.

— В его колонке?

— Ага.

Авторскую колонку Уилла читали десятки тысяч людей еженедельно. Прижав трубку к уху плечом, Лейла открыла сайт газеты, прокрутила страницу к списку авторов и нажала на имя Уилла Кармайкла. И обомлела. Заголовок был хуже пощечины: «День, когда мою жену обвинили в убийстве трехлетнего ребенка».

Она закашлялась, и во рту образовался кислый привкус желудочного сока.

— Лейла? — позвал Гарднер. — Мне жаль, что ты вышла замуж за такого позера.

В ушах шумела кровь.

— Спасибо, что сообщил, Роберт.

— Если я могу чем-нибудь… — начал было он, но Лейла уже повесила трубку. Она еще раз прочитала заголовок, убедившись, что ей не показалось, потом открыла саму статью.

Никто не ожидает услышать признание вроде того, что я услышал в июле. Моя жена говорила хриплым механическим голосом, будто солдат, выживший после бомбардировки. Она произнесла слова, которые изменили течение наших жизней: «Макс погиб. По моей вине».

Макс — это ее племянник или, скорее, наш племянник (ведь племянники супруги после свадьбы становятся и вашими), добродушный, отзывчивый малыш, пусть и не идеальный — как и все дети. Он дулся, когда ему что-нибудь запрещали. частенько не умел объяснить свои эмоции, и его переполняла энергия, которую сложно было перевести в конструктивное русло. Однако Макс всегда был щедрым, дружелюбным и нежным. На его последнем дне рождения я уронил на пол свой кусок торта, и он попросил у мамы нож, чтобы подезиться со мной своим ломтиком. Я предвкушал, каким ладным юношей он вырастет, и когда жена сказаза мне, что Макса больше нет, мой мир на мгновение остановился.

Остаток статьи Лейла прочла по диагонали, проглядев текст до конца странички.

Я спросил, как она себя чувствует, и она ответила: «Я не хочу об этом говорить». Я ощутил ее хрупкость, ее уязвимость, когда она попросила меня просто остаться, свернулась калачиком у меня на груди, вцепилась пальцами в воротник моей рубашки, как дети цепляются за родителя в поисках защиты. В этот момент я увидел в ней маленькое испуганное дитя, которое живет в каждом из нас, боясь окружающего огромного недружелюбного мира. Я обнял ее и занялся любовью с моей женой, потенциальной убийцей.

Лейла отстранилась от стола, испытывая нарастающее чувство шока — замирание сердца, будто от прыжка в пустоту. Гнев ослепил ее, как карикатурный злодей из мультфильма, подкравшийся со спины и накинувший ей на голову свой плащ. Уилл часто делал необдуманные поступки, но сейчас превзошел сам себя, выбрав для своей колонки такую тему.

Лейла посмотрела на фото супруга в углу экрана: растрепанные волосы, трехдневная щетина, надменно изломленная бровь. Выражение его лица взбесило ее, хотелось добраться до Уилла сквозь экран и дать звонкую пощечину. Лейла до боли сжала зубы, чтобы сдержаться и не разгромить комнату. Как он посмел?

Она схватилась было за телефон, чтобы позвонить супругу, но поняла, что не сможет добиться у него ответа звонком. Глубоко вдохнув, она схватила ключи и пошла к своей новой машине, взятой в кредит взамен «мини-купера». Шесть миль до района Уанстед, где Уилл жил вместе со старым школьным приятелем. Как симптоматично, думала Лейла, что после разрыва муж съехал от нее в квартиру к заядлому холостяку.