Самый жаркий день лета

Приближаясь к обиталищу бывшего супруга, Лейла все больше распалялась, вооружившись своим гневом как тараном. Ей пришлось несколько раз объехать квартал в поисках свободной парковки, и это кружение довело ее до точки кипения. К тому моменту, когда Лейла постучалась в дверь, она готова была взорваться. Ей открыл сам Уилл: он не глядел наружу, обернувшись назад в коридор и отвечая на какую-то шутку. Изнутри донесся раскатистый смех. Повернув голову, Уилл обомлел. Он набрал в грудь воздуха, на ходу придумывая, что сказать, но Лейла опередила мужа.

— Да как ты мог? — прошипела она.

Как был, босиком, он вышел на улицу и прикрыл за собой дверь.

— Я пытался тебе дозвониться.

— Когда это? — Лейла достала из кармана смартфон. — От тебя нет ни одного проклятого пропущенного вызова!

Уилл миролюбиво поднял руки.

— Лейла, пожалуйста, не злись. Я хотел сначала спросить у тебя, но знал, что ты откажешь мне без всяких обсуждений.

Лейле понадобилось все ее самообладание, чтобы не кинуться на мужа с кулаками.

— Я не понимаю, Уилл, действительно не понимаю. Объясни мне: ты на самом деле такой тупой, что не видишь чудовищности своего поступка, или тебе просто насрать на всех?

Он поежился, словно от холода, и поглядел на Лейлу с мольбой во взгляде:

— Я должен был это сделать. Для себя.

Она закашлялась.

— Я всегда знала, что ты эгоист. Но не догадывалась, что ты еще и жестокий эгоист.

Уилл растерялся, но лишь на мгновение.

— Ты вечно твердила, что я не умею разбираться с собственными чувствами. Так вот, это мой способ работать с эмоциями.

Лейла тыкнула в мужа пальцем, почти упираясь ногтем ему в нос:

— Не строй из себя благородного, Уилл. Ты меня использовал. Опубликовал мои же слова! — Лейла вспомнила его настойчивость: «Да брось, милая. Расскажи мне, что ты думаешь». А ведь она приняла это за искренность.

— Послушай…

Она перебила Уилла:

— И это еще не самое худшее. Ты использовал Макса! Он не твоя собственность, ты не можешь о нем писать!

Уилл замер, в его взгляде появился холод.

— Они моя семья тоже.

— Нет, не твоя! Вот тебе ответ на твое остроумное замечание: «Ведь племянники супруги после свадьбы становятся вашими». Нет, черт тебя дери, не становятся, и тебе нельзя использовать их в своей газетенке!

— Я его тоже любил. Только не говори, что я не имею на это права. — Уилл странно покачнулся, как боксер, пропустивший меткий удар. — Для меня важно, веришь ты в это или нет.

Лейла с презрением бросила:

— В чем я уверена, Уилл, так это в том, что ты поганый бумагомаратель! Дешевый неоригинальный писака. — Она сделала пару шагов к машине. — Что бы между нами ни было, все кончено, Уилл. Не говори больше со мной. Не звони, не пиши. Забери свою чертову гитару и пластинки, и я больше не желаю тебя видеть.

— Лейла, мы можем всё спокойно обсудить? Да, я понимаю, ты сейчас злишься…

— Не буду я с тобой ничего обсуждать, бесхребетный ты слизняк! Всю карьеру построил на своем мудачестве! Поздравляю, Уилл! Я надеюсь, эта колонка наконец принесет тебе награду, которой у тебя до сих пор нет!

Уилл болезненно скривился, и Лейла чуть не расхохоталась от произведенного эффекта: это оскорбление, кажется, задело его больше, чем боль жены.

— Ах да, и последнее. Если ты еще раз упомянешь где-нибудь Макса, я тебя достану. Использую все свои связи, но уничтожу тебя. Если не веришь, можешь сделать ставку на все свое жалкое журналистское жалованье.

Уилл глядел на нее раскрыв рот.

Лейла рассмеялась для пущего эффекта.

— И не надейся выиграть!

Развернувшись, она направилась к машине, удовлетворенная выражением лица Уилла. Плюхнувшись на сиденье, Лейла с размаху ударила по рулю ладонями, потом еще раз и еще, заорав от ярости. Словно маленький ребенок, она не могла найти слов, чтобы объяснить свою обиду, и только пуще впадала в истерику. Уилл и раньше подло крал ее истории, чтобы кропать свои статьи, и она знала это. Но использовать такую трагедию, даже не попытавшись попросить разрешения, — это было слишком.

Лейла опустила голову на рулевое колесо и дала волю слезам. Гнев угас, словно подернувшись пеплом. С самого начала друзья твердили ей, что Уилл жалкий нарцисс, но она списывала его проделки на разницу характеров, на раздражающую самоуверенность мужа и его любовь к спорам. Уилл делал безапелляционные заявления по темам, в которых разбирался, — политика и СМИ, — но держал язык за зубами, когда разговор дрейфовал в другие области, где он ничего не смыслил. Иногда, ужиная с общими друзьями, Лейла намеренно поворачивала беседу к политическим темам, чтобы приободрить супруга. Они всегда были командой, и нынешнее предательство больно ударило по Лейле.