Лиф платья был высоким и узким, но под ним юбки драпировались и спадали в модном стиле, напоминающем тогу, которую носили греческие богини. Софи не совсем понимала почему, но весь этот ансамбль подчеркивал ей округлости в таких местах, в которых она и не думала, что они есть, и придавал ее росту статное великолепие. К счастью, благодаря постоянным урокам Лемонтёра, у нее не было возможности сутулиться в этом платье. Самый легчайший перекос в плечах заставлял лиф платья перекрывать ей дыхание. Девушка задумалась, не сделал ли он это нарочно.
Все может быть.
Приглушенные переливающиеся цвета придали ее коже сияние, как у полированной слоновой кости, а ее волосы блестели ярче, чем тогда, когда на ней был наряд более насыщенного цвета. И Патриция втерла что-то в ее волосы – с ароматом зелени и трав – что привнесло блеск корицы в ее светло-рыжую косу. То, что когда-то свисало вокруг ее лица, неуправляемое и не подравниваемое, сейчас было выстрижено аккуратной челкой, завивающейся самой по себе, а остальная часть волос была зачесана высоко и гладко, чтобы придать Софи еще больше элегантной высоты. Несколько дюймов волос пришлось отстричь, но Патриция уверила ее, что смогла сохранить как можно большую длину.
Девушка обернулась, что посмотреть на себя через плечо. Под каждой выставленной на показ лопаткой спускался вниз пенящийся отрез серебристо-белой органзы, такой тонкой, что через нее можно было бы читать. Когда Софи совершала даже малейшее движение, отрезы легко летели по воздуху позади нее, как пара прозрачных крыльев.
Патриция вплела еще больше нитей жемчуга в уложенные волосы на голове Софи.
– Ты уверена, что мы должны были подстричь их?
Патриция усмехнулась ей в зеркале.
– Слишком поздно, чтобы сомневаться, мисс!
Затем горничная опустилась на пятки и отступила назад. С мечтательным вздохом удовлетворения она стиснула руки перед собой.
– Сам волшебный король придет, чтобы украсть вас сегодня вечером, не сомневаюсь в этом.
Софи уставилась в зеркало. Она выглядела совершенно непохожей на себя – другими словами, она выглядела красивой. Это ощущалось фальшивым… и все же, разве это не ее глаза? Разве это не ее естественный рост, не ее волосы, не ее голые руки и не ее длинная шея? Как это может быть неправдой, когда это всего лишь смена платья и немного пудры и румян?
И маска.
Патриция вручила ей потрясающую маску, отделанную белыми перьями совы и украшенную жемчугом, которая должна висеть на стене как произведение искусства, а не прикрывать ее лицо. Тем не менее, эта маска замечательно скрывала ее нос и при этом открывала глаза, делая их большими и бездонными. Сейчас она по-настоящему стала кем-то иным. Теперь она по-настоящему стала Софией.
Софи больше не было.
Слова Лемонтёра прозвучали резко и слабо, едва различимые сквозь стучащий страх и неуверенность, от которых у нее перехватывало дыхание.
Если это маска, то ее могут разоблачить. Если все это ложь, то она может быть разгадана. Некрасивая, ученая, неловко чувствующая себя в обществе Софи Блейк никогда не станет Софией. Никогда, это было невозможно, все это казалось каким-то ужасным трюком, который она никогда, никогда не сможет осуществить!
Да, и посмотрите, куда это завело ее! Софи заставила себя медленно вдохнуть. Одна ложь была очень похожа на другую, это правда. Если она смогла добраться до Лондона под фальшивыми предлогами, то, несомненно, она сможет проложить себе путь в бальный зал.
Софи сумела сделать все, что смогла. Теперь София должна закончить работу, или она ничего не достигнет этим обманом. Это будет самым худшим – вернуться обратно, не имея совершенно ничего.
Грэм принял совет своего камердинера и решил начать свои попытки поиска невесты с маскарада у лорда и леди Уэверли. У него не было костюма, поэтому он решил пойти туда как герцог. Молодой человек надел свой обычный вечерний костюм и просто добавил скромную, черную шелковую маску. Он был не единственным парнем, который устранился от этого роскошного безумия.
Даже если бы Грэм спрятался за дублетом короля Генриха VIII, это все равно не принесло бы ему никакой пользы, потому что все глаза устремились на него с той минуты, как он вошел в бальный зал.
Только этим утром о его продвижении объявил вездесущий, но невидимый «Голос Общества». К тому времени, когда Грэм вернулся в Иден-Хаус после неудавшейся попытки увидеть Софи, там уже высилась такая груда приглашений, которые скользили друг по другу, едва не падая с серебряного подноса.
Теперь все мамаши в Обществе устремят на него свои настойчивые взгляды так, как никогда раньше не делали. Бедный четвертый сын находился на очень большом расстоянии от человека, который может сделать их дочь герцогиней!