Самый желанный герцог

Джон Герберт Фортескью был влюбленным человеком. И, как бы невероятно это не выглядело, но девушка, которую он любил, кажется, склонялась к тому, чтобы любить его в ответ!

Патриция приложила одну руку к щеке, ошеломленная его предложением. Другую ее руку он крепко держал в своей.

– Выйти за вас? Но… – Она заморгала и попыталась вдохнуть по-настоящему.

На мгновение Фортескью увидел растущую радость на ее лице. Она собирается сказать «да»!

Затем тень появилась во взгляде девушки, как облако над самим Изумрудным островом. Патриция сделала шаг назад, качая головой, смахивая с лица радость.

– Нет… нет, я не могу! Я не могу остаться здесь, в этом холодном сером месте, далеко от моей семьи… – Она сглотнула и выпрямилась. Все в его животе перевернулось от холодной уверенности в ее глазах. – Мне жаль, сэр. Я никогда не смогу выйти замуж за англичанина.

О, и это все?

Восторг вулканом взметнулся внутри него, горячий и свободный. Фортескью рассмеялся вслух, еще раз шокировав девушку.

– Но видишь ли, моя дорогая Патриция, я – ирландец!

Та покачала головой, в замешательстве.

– Боюсь то, что ты имеешь несколько капель ирландской крови, не поможет, с… Джон. – Она опустила взгляд вниз на руку, которая все еще лежала в его руке. – У меня нет ненависти к англичанам, как у многих ирландцев, – тихо проговорила Патриция, – но я не буду знать, что сказать человеку, который точно так же, как я, не скучает по самим скалам и морю.

Он наклонился ближе, вне себя от радости, что наконец-то узнал причину ее отказа.

– И что за утесы это могут быть, любовь моя? Что до меня, то я тоскую по скалам Мохер [9].

Патриция застыла от переливчатых интонаций в его голосе, и дворецкий, улыбаясь, отодвинулся. Он почти не узнал свой собственный голос, так давно это было.

– Ты же не думаешь, что я положил на тебя глаз только из-за твоего личика, ведь нет, милая?

Затем она подняла на него взгляд. Суровая ярость в ее глазах высушила его радость, наполнив тревогой.

Патриция отступила назад, подальше от него, стряхивая с себя его прикосновение, словно это было что-то скользкое.

– Ты скрывалсвое происхождение? – Ее губы сжались от отвращения. – Как человек, который стыдится его?

Пустые руки Фортескью опустились по бокам.

– Но я должен был сделать это! Здесь для нас нет работы в качестве слуг, словно на наших ботинках все еще находится грязь с картофельных полей… – Нет, подождите. Это унижение, это английская фраза, которую он никогда раньше не произносил. Неужели он так долго прожил в этом сером, мрачном городе, что сам начал верить в такие вещи?

Девушка, стоящая перед ним, прелестное создание с его родины, предмет мечтаний и всего, что он заставил себя забыть, выпрямилась во весь рост, на ее лице было выражение презрения.

– Я предпочла бы благородного человека, хотя и англичанина, ничтожному ирландскому предателю. Я не желаю иметь с тобой ничего общего, Джон Фортескью… ни с тобой, ни с этим домом, полным лжи. – Патриция быстро повернулась и зашагала прочь, ее прямая спина являлась свидетельством тому, как бесполезно было преследование с его стороны.

По своей многолетней привычке, Фортескью принял обычную несгибаемую позу и разгладил лицо до бесстрастной маски. Восстановление своего холодного внешнего вида не помогло успокоить жжение в его душе и его ноющее, отчаявшееся сердце, но он не станет носиться по коридорам Брук-Хауса, как сумасшедший, выкрикивая ее имя – как бы ему этого не хотелось.

Он сделал честное, благородное предложение. Патриция отказала ему по причинам, которые не являлись ни разумными, ни справедливыми. Она не любит его. С этим ничего нельзя поделать.

Со временем его страсть утихнет. Его гордость позаботится об этом.

Грэм бросил свою шляпу и шарф лакею, ожидающему снаружи дома леди Пибоди, и со вздохом прошел в особняк. Последнее, чего ему хотелось в данный момент, это слушать стадо поющих девственниц, все из которых будут выступать в одинаковых муслиновых платьях, с цветами в волосах и несчастной покорностью в глазах.

Добро пожаловать на аукцион, мои дорогие.

Почему он здесь? Он должен быть у Лайлы, выполняя свое обещание, представляя свое дело ей на рассмотрение, обещая ей весь мир в качестве его герцогини и так далее. Вместо этого Грэм появился здесь, надеясь на возможность извиниться перед Софи, не способный думать ни о чем, кроме боли в ее серых глазах от его слов.

Я пожалел бедную, некрасивую девушку из провинции! Нет ничего, что бы заставило меня ревновать!

Вздрогнув от этого воспоминания, молодой человек замер на вершине лестницы. Он был идиотом. И он знал об этом. Он также знал, что был беззаботным, беспечным и расточительным. Но он никогда не осознавал, что также может быть жестоким.

То, что он вожделел Софи, было его собственной проблемой. Грэм не должен был изливать на нее свое удивление и тревогу. Потеря ее поддержки и дружбы будет означать…