Священник продолжал восхвалять прекраснейшего и достойнейшего человека, июньское солнце играло в позолоченной отделке гроба. Наконец преподобный Арнольд завершил речь и уступил место храмовникам, которые стали хоронить своего брата в соответствии с погребальным обрядом масонов.
На протяжении службы Джорджетт всхлипывала все громче и теперь зашлась безутешным плачем. Джоли внимательно присмотрелась к вдове, одетой в черное. Ее представление выглядело вполне убедительно. Неужели Джорджетт искренне любила Луиса как такового, а не только его деньги и положение в обществе? Джоли удивилась, что задумывается о такой возможности сейчас, хотя раньше никогда не сомневалась в своем мнении относительно этой женщины.
Но если даже Джорджетт любила Луиса, какое это имеет значение? Это ничего не меняет. Они были любовниками еще до того, как погибла Одри Ройял, и поженились через девять месяцев после ее убийства. И то и другое непростительно.
— Бедная Джорджетт, — тихо прошептала Кларис. — Если бы не Макс, она бы не пережила эту потерю. Он ее опора и утешение. Он позаботится о нас всех, как заботился Луис.
Джоли не удивилась, что ее тетя так высоко превозносит Макса Деверо. За последние несколько лет она не раз слышала, как Кларис воспевает его достоинства: «Макс сделал то, Макс сказал это, Макс такой замечательный».
В памяти Джоли всплыл образ Макса, поливающего голову водой из пруда. Она съежилась. «Хватит полетов фантазии!» — приказала она себе.
По-видимому, Макс обладает колдовскими чарами, очаровывающими любую женщину, которая его знает, будь она молодой или старой. Но она, Джоли, не поддастся его чарам. Она больше не четырнадцатилетняя девочка, ослепленная первой любовью к более взрослому мальчику. Макс Деверо для нее персона нон грата. Как бы ни восхваляла его тетя Кларис, для Джоли он дьявол во плоти.
Для участия в похоронах по обряду масонов из церкви приехали волынщики, и сейчас, когда родственники уезжали, они заиграли снова. Скорбное завывание шотландских волынок неслось над кладбищем и проникало в самую душу. Макс подвел мать, сестру и дядю к первому лимузину, сам остановился у машины и посмотрел на Джоли. На долю секунды их взгляды встретились, и Джоли пробрал холод до самых костей. Она спросила себя: есть ли у нее другие причины бояться Макса, кроме той, о которой она знает? Что было в его взгляде? Ненависть? Или предостережение?
— Пойдем, девочка, — позвала из второго лимузина тетя Кларис. — Нам нужно ехать в Белль-Роуз.
Джоли кивнула и поспешно села в лимузин рядом с тетей. Она бы предпочла ходить по раскаленным углям или глотать осколки стекла, чем участвовать в поминках по Луису. Конечно, она могла бы найти какой-нибудь предлог пропустить это грандиозное мероприятие, сбежать в отель и вернуться на виллу только К оглашению завещания отца. Но какой предлог можно придумать для тети Кларис? Нет, идти на попятную поздно, что сделано, то сделано: она уже вернулась в Саммервиль и Белль-Роуз.
«Итак, Джоли Ройял все-таки объявилась. Она так похожа на мать и теток, что все ее сразу узнали. Она выросла и превратилась в красивую женщину, красивее, чем мать, чем Кларис, она так же красива, как Лизетт — самая красивая из сестер Десмонд. Она до того похожа на Лизетт, что в этом есть нечто сверхъестественное.
Зачем она приехала? Почему не могла держаться подальше от Саммервиля? Она много лет назад умыла руки и покончила для себя с Луисом, с Белль-Роуз, с Саммервилем. Ясное дело, она рассчитывает, что Луис упомянул ее в завещании, может быть, оставил ей жирный кусок пирога Ройялов.
Черт ее подери! Явилась и вытащила на свет все эти старые воспоминания! Теперь снова пойдут разговоры, будут вспоминать убийства в Белль-Роуз. Прошел слух, что Терон начал мутить воду, сует нос в старое закрытое дело об убийстве-самоубийстве. Надо этого парня остановить, пока он не поднял большого шума. Пожалуй, с ним будет нелегко справиться, но возможно. А вот справиться с Джоли Ройял — это совсем другое дело. Ведь нельзя исключить, что она уже что-нибудь вспомнила, что-нибудь важное, касающееся убийства. А что, если она именно поэтому вернулась в Саммервиль? Две прошлые попытки ее убрать не удались, если придется повторить в третий раз, провала допустить нельзя.
Я сделал то, что сделал, потому что был вынужден так поступить. У меня не было выбора, был только один путь. Прости меня Господи, я не собирался убивать их всех, но те, другие, встали у меня на пути, и после того, как они узнали, что я сделал, я не мог оставить их в живых».