Самый жестокий месяц

Бовуар передал шефу свой разговор с Софи. Гамаш выслушал его, потом посмотрел в окно и увидел только одинокий свет вдалеке. Они двинулись по ухабам в Монреаль, а на землю тем временем опустилась темнота.

– Какое у тебя сложилось впечатление? – спросил Гамаш.

– Я думаю, Мадлен Фавро вытеснила Софи из ее собственного дома. Может быть, не намеренно, но, вероятно, для нее здесь просто не хватало места. В доме почти нет пространства, чтобы двигаться, а с переездом сюда Мадлен и вообще жить стало невозможно.

– Кто-то должен был уйти, – сказал Гамаш.

– Софи.

Гамаш кивнул в темноту и подумал о любви столь всепоглощающей, что она сожрала и выплюнула собственную дочь Хейзел. Что должна чувствовать эта дочь?

– А вам что удалось узнать? – спросил Бовуар.

Гамаш описал комнату Мадлен.

– Но эфедру вы там не нашли?

– Ни следа. Ни в комнате, ни в ванной.

– И что вы думаете?

Гамаш взял телефон и набрал номер:

– Я думаю, Мадлен не сама принимала эфедру. Эту дозу дал ей кто-то другой.

– Дозу достаточную, чтобы она умерла?

– Чтобы ее убить.

Глава шестнадцатая

– Привет, папа, – раздался в трубке раздраженный голос Даниеля. – Где ее зайчик? Мы не можем провести семь часов в самолете без этого зайчика. И без гара.

– Вы когда уезжаете в аэропорт? – спросил Гамаш, взглянув на часы на приборной панели «вольво».

Двадцать минут шестого.

– Мы уже полчаса как должны были уехать. Но у Флоранс гар пропал.

Старший инспектор прекрасно понимал ситуацию. Желтую соску-пустышку, которая так полюбилась Флоранс, подарил внучке другой дед, папа Грегуар. Папа Грегуар заметил мимоходом, что она сосет пустышку так же, как он когда-то сосал сигару. Флоранс услышала, и соска превратилась в «гар». Самое ее драгоценное владение. Без гара ни о каком полете и речи не могло быть.

Гамаш пожалел, что не припрятал соску.

– Что, детка? – произнес Даниель не в трубку. – Слава богу! Папа, мы их нашли. Пора ехать. Обнимаю.

– И я тебя обнимаю, Даниель.

Даниель отключился.

– Отвезти вас в аэропорт? – спросил Бовуар.

Гамаш снова посмотрел на часы. Самолет улетал в семь тридцать. Через два часа.

– Нет, не надо. Слишком поздно. Merci.

Бовуар был рад, что предложил, но еще больше, что шеф отказался. В его груди расцвел маленький цветочек удовлетворения. Даниель, считай, улетел. И шеф снова полностью принадлежал ему.

Не унывайте, несмотря на горе,
Ведь все равно от горя не уйти,
Хотя ветра уносят все…

В поисках вдохновения Одиль уставилась на пачки овсянки на полках.

– Хотя ветра уносят все, – тупо повторила она.

Ей нужно было найти какую-нибудь рифму к слову «горе».

– Море? На просторе? Вскоре? Хотя ветра уносят все в раздоре? – с надеждой в голосе сказала Одиль.

Нет, это было неплохо, но все же не то.

Весь день в магазине, которым они владели с Жилем в Сен-Реми, она ощущала прилив вдохновения. Оно накатывало на нее волнами, и теперь все обратные стороны чеков и пустые коричневые бумажные пакеты были испещрены ее каракулями. Одиль чувствовала, что большинство из написанного ею очень неплохо и может быть опубликовано. Потом она все это напечатает и отошлет в «Дайджест свиновода». Там почти всегда принимали ее вирши и почти никогда ничего не правили. Муза нечасто была столь щедрой, но сегодня Одиль чувствовала такую легкость на сердце, какой не было вот уже несколько месяцев.

Весь день люди приходили в магазин, большинству нужна была какая-то мелочь и масса информация, и Одиль с удовольствием предоставляла им ее после словесного вступления.

– Вы там были, дорогая?

– Это, наверное, было ужасно.

– Бедный месье Беливо! Он ведь ее искренне любил. И жена у него умерла всего два года назад.

– Она действительно испугалась до смерти?

Но именно к этому воспоминанию Одиль не хотела возвращаться. Крик Мадлен замер, словно она увидела что-то столь ужасное, что оно обратило ее в камень, будто это было какое-то мифическое чудовище, голова, опутанная змеями. Одиль это никогда не казалось таким уж страшным – ее монстры всегда обретали человеческие черты.

Да, Мадлен испугалась до смерти – так ей и надо за все те страхи, что пережила по ее милости Одиль за последние несколько месяцев. Но теперь этот страх прошел, словно шторм пронесся над городком и стих.

Шторм. Одиль улыбнулась и поблагодарила свою музу за то, что та вернулась к ней.

Хотя ветра уносят все в шторморе,
Мы не свернем со своего пути.

Был шестой час – пришло время закрываться. Сегодня она хорошо поработала.

Старший инспектор Гамаш позвонил агенту Лемье, который все еще находился в гостинице Габри.

– Она пока не вернулась, шеф. Но Габри здесь.

– Передай, пожалуйста, ему телефон.

Через несколько секунд раздался знакомый голос:

– Salut, patron.

– Salut, Gabri. Скажите, мадам Шове приехала к вам на машине?

– Нет, она просто возникла из ниоткуда, хе-хе. Ну конечно она приехала на машине. Как сюда иначе добраться?

– Ее машина все еще у вас?