Сан-Антонио в гостях у МАКов

Он вызывает Кетти и просит ее принести очередную порцию пива. Малышка указывает ему на часы, давая понять, что время приема спиртного кончилось пять минут назад. Громила приходит в бешенство, и я вынужден использовать свое влияние, чтобы добыть для него бокал Гиннесса.

Успокоившись, мой напарник спрашивает:

— А ты?

— Что я, дружище?

— Кого ты будешь изображать? Таланта?

— Ты угадал. И я отвезу малышку в Кастл, потому что шины ее колымаги будут проколоты.

— Ты забываешь одну вещь, комиссар моей...

— Инспектор Берюрье, я вас прошу!

— Ты забыл о том, что если я засею дорогу гвоздями, твои дутыши тоже лопнут, или они у тебя из нержавеющей стали?

Ну что я вам говорил, Берю полон здравого смысла. Этот кусок свиного сала иногда выдает поразительные вещи.

Моя растерянность его приятно возбуждает.

— Ха! Ха! Тоже мне, хитрован!

— Заткнитесь, Берюрье, дайте мне подумать.

— Шевели мозгами, — ухмыляется Толстый, осушая свою одиннадцатую кружку Гиннесса (которая становится совсем не unhealthy for him (Вредной для его здоровья)).

— Можно было бы перекрыть дорогу стволом дерева, что—бы она остановилась? — предлагаю я. — Но тогда шины останутся целыми. А мне нужно, чтобы они лопнули, это идеальный предлог для того, чтобы подвезти ее до Оужалине Кастла.

Берюрье элегантным жестом прикрывает рот ладонью бикоз оф пивные газы, но ладонь не помогает, газы находят выход совсем в другом месте, и тут он бессилен, ему остается разве что хрястнуть спинкой стула, чтобы создать гармонию аккорда.

— Я придумал кое—что получше, —. выдыхает он вместе с кислородом, углекислым газом, табачными струями и пивной ценой. — Намного лучше!

— Не может быть!

— Я лягу поперек дороги, и твоя пташка должна будет затормозить, чтобы не задавить меня...

— Я надеюсь на это,

— У меня в руке будет нож, и, пока она будет вылезать из шарабана, я продырявлю шины.

— Браво, Толстый.

— А потом я исполню номер, предусмотренный в либретто.

Я жму доблестную десницу несравненного Берюрье.

— Ты не интеллектуал, Толстый, но ты гений.

— Не надо аплодисментов, — скромно протестует мой верный друг. — Этот трюк стар, как хмель!

Лежа на крыше моего бентли, я осматриваю в бинокль горизонт. На дальнем повороте я замечаю маленький триумф мисс Синтии. Она одна. Пора действовать. Я засовываю в рот два своих лучших пальца и издаю долгий свист. Другой посвист раздается в ответ: Берю принял сигнал, Теперь его черед играть.

Шум мотора быстро нарастает. Крошка рулит что надо. Она жмет сто двадцать! Только бы успела остановиться. Подумайте, а вдруг она раздавит моего Берюрье? Я этого не переживу.

Взволнованный этой мыслью, я делаю полуоборот на крыше своего катафалка. Навожу резкость и обнаруживаю Толстого лежащим на дороге, раскинув руки крестом.

Берю переоделся со свойственным ему вкусом. Мой бравый приятель превратился в шотландца. Представьте себе килт на бедрах Берю! Невероятно, но факт!

Триумф выскакивает на прямую. Черной стрелой он пролетает мимо моего укрытия, и сразу же раздается дикий визг тормозов. Над дорогой поднимается белый столб пыли. Тачка останавливается в пятидесяти сантиметрах от супруга Б, Б., чудом не ставшей вдовой. Да Берю накачан не только городскими и пивными газами, но и природной отвагой! Чтобы согласиться на этот маленький трюк и, не моргнув, лежать на пути ревущей гоночной машины, нужно иметь стальные нервы.

Белокурая Синтия выскакивает из своих колес и направляется к лежащему. Лежащий больше не лежит. Я слышу пффффф из проколотых шин, потом возглас удивления, вырвавшийся у девушки, вдруг увидевшей перед собой громилу с пушкой в руке, ревущего: «Мани! Мани!»

Нельзя терять ни секунды. Теперь твой черед, Сан-А.! Начинается второй акт со знаменитым комиссаром Сан-Антонио в главной роли, суперменом, не боящимся ни мух, ни осиных жал.

Я слетаю на землю, прыгаю за руль, отжимаю сцепление, завожу, набираю скорость, вписываюсь в вираж, разгоняюсь, подъезжаю, торможу, выскакиваю, вмешиваюсь...

И нужно обладать воистину моей железной волей, чтобы не взорваться от смеха. Слово флика, Берю заслуживает отставки. От его вида сошел бы с ума сумасшедший.

Он надел килт, но под ним оставил кальсоны, благодаря чему стал похож больше на грека, чем на шотландца. Куртку вывернул наизнанку. На лице у него женский чулок, что придает ему ужасающий вид, а сверху — широкий берет в красную и зеленую клетку.

Я бросаюсь на него. Берю, продолжая играть свою роль, наставляет свою аркебузу на меня. Я провожу артистический захват: оружие летит на дорогу. Награждаю его бесконтактным крюком в челюсть. За ним следуют два удара в лицо. Толстый плывет и падает на колени. И тут, как всегда, происходит непредвиденное.

Мисс Синтия, которой я еще не успел заняться, подскакивает к Толстому и изо всех сил наносит по его чайнику удар ключом, настолько английским, насколько она сама — шотландка.

Берю ловит этот подарок судьбы зубами, и по звуку я понимаю, что его челюсть потребует выплаты компенсации. Кажется, будто опрокинули коробку с домино.

— Ох! е... да... б...! — рычит он на шепелявом французском.