Сан-Антонио в Шотландии

— Вот бы его поймать! — мечтает Берю. — Они бы точно напечатали мой портрет в своих брехаловках.

Сорок восемь часов мы наслаждаемся настоящим отпуском. Лежа на свежей траве, я отмечаю все поездки в замок и из замка и знакомлюсь с персонажами. Я замечаю старушку Дафну, которую дворецкий, торжественный как сама Англия, вывозит по утрам и после обеда в парк; замечаю молодого сэра Конси, у которого, на мой взгляд, унылый вид, и мистера Мак-Орниша, ночующего в замке после дня на заводе; и любуюсь прекрасной Синтией. Каждый день после обеда девушка ездит в Майбексайд-Ишикен на своем маленьком «триумфе» и возвращается в сумерках с развевающимися по ветру волосами…

Вечером, проглотив отвратительную стряпню папаши Мак-Хантина, я иду в постельку на встречу с мисс Кэтти.

Первый день рыбалки Берю оказывается удачным: шесть форелей, самая маленькая из которых весит не меньше восьмисот граммов. Жирдяй на седьмом небе от счастья Это его праздник! Он хочет сфотографироваться со своими трофеями. Он вмиг забывает о костлявой хозяйке и ходит за Мак-Хантином до тех пор, пока тот не разрешает ему приготовить улов самому, правда, с условием, что Берю купит на свои деньги масло, необходимое для готовки.

— Завтра, — ликует Мамонт, — я надеюсь на еще лучший результат!

— Завтра, — говорю я ему, — у тебя будут лучшие занятия, нежели, рыбалка.

— Какие?

— Ты совершишь вооруженное нападение.

Он осушает кружку «гиннеса», облизывает своим коровьим языком толстые губы и заявляет:

— С тобой надо быть готовым ко всему, но я бы все-таки хотел, чтобы ты мне объяснил, что к чему.

— Нам надо проникнуть в Стингинес Кастл, приятель.

— Ну и что?

— Я придумал способ быть встреченным с фанфарами.

— Давай, я тебя слушаю.

— Ты переоденешься…

— В кого?

— В кого хочешь. Главное, чтобы ты стал неузнаваемым.

— Клёво! Мне это нравится. А потом?

— Наденешь маску.

— Это мне тоже нравится. Продолжай.

— И засядешь на дороге, ведущей к замку. Сразу за боковой дорогой, уходящей к озеру, представляешь себе?

— Как будто нахожусь там. Дальше!

— В сотне метров впереди рассыплешь гвозди.

— На кой хрен?

— Чтобы проколоть шины малышки Синтии, племянницы хозяйки замка.

— Не врубился…

— Имея проколотые колеса, девочка будет вынуждена остановиться.

— Понял. А потом?

— Выскочишь из кустов с револьвером в руке.

— Я?

— Ты! Крикнешь ей: «Мани!» Только не вздумай орать на французском!

— Значит, я буду грабить дилижанс.

— Да, нападешь на девушку, а тут появляюсь я.

— Как благородный рыцарь на белом коне! — усмехается Жирдяй.

— Именно. Моя тачка будет спрятана на боковой дороге. Как только я увижу, что ты занялся девочкой, сразу выскочу, наброшусь на тебя и сделаю вид, что молочу.

— Вот спасибочки! И это вся роль, что ты можешь мне предложить?

— Нет, я еще подумываю дать тебе роль лопуха в документальном фильме о жизни растений.

— А удары правда будут туфтовыми?

— Ты думаешь, я хочу тебя убить?

— Это все?

Презрительное пожимание плечами.

— Да. Ты удерешь.

Он подзывает Кэтти и просит принести еще одну кружку пива. Малышка кивает на часы, показывая ему, что время приема алкоголя закончилось пять минут назад. Тогда Толстяк приходит в страшную ярость, и мне приходится употребить все мое влияние на красотку, чтобы добиться для него нового «гиннеса».

Успокоившись, мой напарник спрашивает:

— А ты?

— Что я?

— Ты чего будешь делать? Ухлестывать за девицей?

— Именно. И довезу детку до замка, потому что шины ее тачки будут проколоты.

— Ты забыл одну вещь, комиссар хренов.

— Инспектор Берюрье, попрошу вас!

— Ты забыл, что если я разбросаю на дороге гвозди, то они проколют шины и твоему катафалку.

Я же говорил, что Берю наделен большим здравым смыслом. Из этой горы сала иногда выходят стоящие замечания.

Он радуется моему смущению.

— Ну что, хитрец?

— Заткнись, Берюрье, дай подумать.

— Валяй думай, — усмехается Толстяк и осушает одиннадцатую кружку «гиннеса».

— Можно было бы положить поперек дороги ствол дерева, чтобы заставить ее остановиться, — предлагаю я, — вот только это не проколет шины, а мне обязательно нужны спущенные колеса. Это даст мне великолепный предлог довезти ее до Стингинес Кастл.

Берю элегантно прикрывает рукой рот из-за рвущихся на волю газов от пива, но они находят другой выход, и ему не остается ничего иного, кроме как скрипнуть спинкой стула, чтобы подобрать пару к этому звуку.

— У меня есть лучший вариант, — сдержанно говорит он, вдохнув смесь кислорода, углекислого газа, крошек табака и пивной пены. — Намного лучший.

— Неужели это возможно?

— Я лягу поперек дороги, и твоей шлюхе придется затормозить, если она не захочет меня раздавить…

— Надеюсь, что не захочет.

— У меня будет в руке нож, и, как только она выйдет из своей тачки, я проколю передние колеса.

— Браво, Толстяк!

— А потом я сыграю задуманную сценку.

Я пожимаю мощную десницу славного Берю.

— Ты не умен, Толстяк, но гениален.

— Не надо комплиментов, — отвечает мой доблестный товарищ.