Сан-Блас. Избранное

— Señor, вот двери в комнату… Да хранит меня Матерь Божия, чтобы я когда-либо вошел сюда один!.. Но вдвоем, если вам будет угодно, — вы, кажется, смелый человек, — войдем…

— Войдем, señor, — ответил я, довольно сносно имитируя крайнюю степень испуга.

— Первый раз в жизни переступаю я этот порог, señor, — шептал мне дон Игнасио, однако же как нельзя лучше ориентируясь в потемках.

Я сделал несколько быстрых шагов внутрь комнаты и тотчас же получил возмездие за этот легкомысленный поступок, больно ударившись о край массивного пюпитра.

— Осторожнее, señor, — расслышал я шепот моего проводника, — здесь когда-то работал покойный отец донны Розиты и, говорят… — он вдруг умолк.

Но я и без него мог убедиться, что «говорят» не без оснований…

Дон Игнасио неподвижно стоял почти рядом со мной; в доме по-прежнему все было тихо… Как вдруг откуда-то, из-под земли, ясно раздался леденящий душу стон, потом другой… Затем я несколько секунд не слышал ничего, но вот опять, только уж из какого-то дальнего угла, раздался тот же ужасный голос.

На этот раз он не стонал, а медленно произносил какие-то неясные, но явно угрожающие фразы. Постепенно звуки стали более членораздельными, и я без особого труда разобрал имя Розиты, неодобрительное мнение духа о ее замужестве и энергичную угрозу покарать смертью смельчака, который решится прикоснуться к ней…

Для последнего сообщения голос мертвеца счел нужным забраться куда-то на потолок… Но это уж было слишком!

Взбешенный наглостью, с которой дон Игнасио пытался запугать меня, как запугал, вероятно, десятки наивных претендентов на руку бедной девушки, я неожиданным движением схватил его за горло, опрокинул на пюпитр и несколько раз со всего размаху опустил свой стек на его бренное тело.

VI.

Теперь все стало ясно, и сомневаться мне ни в чем не приходилось…

Выйдя из комнаты и благополучно выбравшись во двор, я остановился в густой тени веранды и стал обдумывать создавшееся положение вещей.

В сущности говоря, мне, русскому, журналисту по профессии, да еще путешествующему по Америке за счет редакции, совершенно не было расчета путаться в какие бы то ни было темные истории с сомнительным исходом в перспективе, — но человек, вообще, странное создание… и в эту ночь я еще раз убедился в справедливости такого мнения.

«Тайну» загадочной фазенды, если только это можно было назвать тайной, я разгадал… Очаровательный señor Игнасио, которого я так некультурно проучил за его чрезмерные таланты, по всей вероятности, и не думал быть порабощенным красотой донны Мануэлы. Она-то, разумеется, его любила; я в этом не сомневался ни минуты, но сам он был далеко не равнодушен к дочери, как этого и следовало ожидать, сравнив хотя бы возраст трех обитателей фазенды… Мамаше лет сорок или немного больше, восемнадцать — дочери и около двадцати пяти — ему. Мне лично кажется, что язык цифр никогда не был так красноречив, как в данном случае…

Любя донну Розиту, он, несомненно, встречал непреодолимое препятствие к осуществлению своих надежд в любви к нему ее мамаши, а, может быть, и в ней самой. Сеньора Мануэла, пользуясь вожделенным здравием и склонностью к многолетнему и благоденственному житию, наверное, не стала бы делать завещание в пользу своего страдающего жениха, а потому и устранить ее с пути нельзя было до той поры, пока равнодушие донны Розиты не сменится чувством более приятным для señor Игнасио. Поставленный в столь тягостное положение, он поневоле должен был все свои упования возложить на время, хотя и трудно сказать, на что у него было меньше шансов: на скорую ли кончину «спасенной» мною вдовушки или на перемену в отношениях к нему со стороны донны Розиты.

Для благовидной проволочки времени он мог предложить влюбленной в него барыне сначала выдать замуж дочку, а затем уже думать о своем личном счастье. Само собой понятно, что он при этом рисковал, но, вероятно, иным путем у него не было возможности отсрочить женитьбу на донне Мануэле… А насколько я мог теперь судить, так и рисковал-то он немного, — ведь после годичной практики в чревовещании он навсегда отвадил от фазенды всех претендентов на руку Розиты, а женихи, случайно встреченные в поезде, едва ли обнаруживали склонность к столь эксцентрическому браку. Возможно, что и пугать их приходилось далеко не всех…

Глупейшая комедия — и баста!..

Придя к такому заключению, мне только оставалось проститься с дамами и подобру-поздорову уехать из фазенды. Но тут-то мне и пришлось еще раз убедиться в том, что человек довольно странное создание…

Прекрасно понимая, что всякое дальнейшее промедление будет понято хозяевами, как готовность с моей стороны подтвердить насмешливые предсказания дона Хулио, я все же не торопился уезжать, а через полчаса решил остаться.

Что мной руководило при таком решении, — затрудняюсь сказать, но, во всяком случае, немного позже донна Мануэла, грациозно опираясь на мою руку, провела меня в столовую, где я и занял указанное ею место…