Сальвато переписал заново приказ, выпавший вместе с пером из слабеющей руки генерала, отправился искать свою лошадь, нашел ее и, дав приказ обороняться до последнего человека, помчался во весь опор в Каподикино, к Бассетти.
Менее чем через четверть часа он уже был там.
Бассетти держал оборону в менее опасном месте, далеко от кардинала, так что Сальвато мог отвести его в сторону, чтобы тот подписал приказ для Скипани в двух экземплярах, на случай если один не достигнет адресата.
Он рассказал генералу, что произошло у моста Магдалины, и расстался с ним только после того, как получил с него клятву защищать Каподикино до последнего и поддержать операцию, назначенную на следующий день.
Чтобы вернуться в Кастель Нуово, Сальвато надо было проехать через весь город.
На улице Фориа дорогу ему преградила огромная толпа. ' Причиной сборища оказался монах, восседавший верхом на осле и державший большую хоругвь.
На хоругви был изображен кардинал Руффо на коленях перед святым Антонием Падуанским, протягивавшим ему связку веревок.
Рослый монах, возвышаясь над толпой, растолковывал со своего седла смысл изображения: это святой Антоний явился кардиналу во сне и, показывая веревки, открыл ему, что в ночь с 13 на 14 июня, то есть на следующую ночь, заговорщики-патриоты намереваются перевешать всех лаццарони, оставив в живых только детей, чтобы вырастить их безбожниками, и что с этой целью Директория раздала якобинцам веревки.
По счастью, на 14 июня приходится праздник Антония Падуанского, а святой не желает, чтобы его день был омрачен убийствами, и он вымолил у Бога дозволение — как показывает развевающаяся в воздухе хоругвь — предупредить об опасности кардинала, который в свою очередь предупредит верных сторонников Бурбонов.
Монах призывал лаццарони обыскать дома, где живут патриоты, и всех, у кого будут найдены веревки, повесить.
Продвигаясь от Старого рынка к Бурбонскому дворцу, монах целых два часа, через каждые сто шагов останавливаясь, твердил свои призывы под угрожающие крики и вопли пятисот с лишним лаццарони. Читатель, наверное, узнал в этом монахе фра Пачифико, вернувшегося в бедные кварталы Неаполя, где он тотчас вновь обрел былую популярность, да еще в возросшей мере. Но Сальвато не понял значения речей капуцина и хотел уже проехать мимо, как вдруг увидел, что по улице Сан Джованни а Карбонара шествует группа оборванцев, неся на штыке обмотанную веревкой человеческую голову.
Нес ее человек лет сорока пяти, отвратительный на вид. Он был весь испачкан кровью, капавшей на него с отрубленной головы; его безобразное лицо, рыжая, как у Иуды, борода, жесткие волосы, прилипшие к вискам под кровавой капелью, казались еще уродливее от широкого шрама, наискось пересекавшего щеку и вытекший левый глаз.
Позади него теснились другие, неся отрубленные руки и ноги, вопя во всю глотку: "Да здравствует король!", "Да здравствует вера!"
Осведомившись, что означает эта зловещая процессия, Сальвато услышал в ответ, что лаццарони, подстрекаемые фра Пачифико, стали рыться в погребе у одного мясника, нашли там веревки и с криками: "Вот петли, приготовленные, чтобы нас повесить!" в несколько приемов перерезали несчастному горло, а потом растерзали его тело. Изуродованное туловище, разорванное на двадцать частей, повесили на крючья в лавке, а отрубленные члены и увенчанную веревкой голову понесли в город.
Мясника звали Кристофоро, это был тот самый человек, что принес Микеле русскую монету.
Его убийцу Сальвато не узнал в лицо, но узнал по прозвищу: то был тот самый Беккайо, который напал на него шестым по приказанию Паскуале Де Симоне в ночь с 22 на 23 сентября и которому он рассек глаз ударом сабли.
Получив такое разъяснение от какого-то обывателя, осмелившегося выглянуть на шум из-за двери своего дома, Сальвато почувствовал, что не в силах сдерживаться долее. С саблей наголо он ринулся на банду каннибалов.
Первым побуждением лаццарони было бежать, но, сообразив, что их целая сотня, а Сальвато один, они устыдились своего страха и с угрозами двинулись на молодого офицера. Несколько умелых сабельных ударов отогнали самых дерзких, и Сальвато выпутался бы из беды, если бы крики раненых, в особенности же вопли Беккайо, не привлекли внимания толпы, что следовала за фра Пачифико, обыскивая по пути указанные им дома.
Человек тридцать отделились от общей массы и поспешили на помощь банде Беккайо.