Сан Феличе. Книга 2

И еще одно обстоятельство смутило этот ограниченный, но честный ум: как получилось, что кардинал Руффо после всего, что он сделал для короля, — а уж фра Пачифико лучше, чем кто-нибудь другой, знал, сколько тот сделал, — как же вышло, что кардинал утратил всякую власть и оказался чуть ли не в опале? И почему Нельсон, англичанин, которого фра Пачифико, будучи добрым христианином, ненавидел как еретика, почти так же как в качестве доброго роялиста считал своим долгом ненавидеть якобинцев, — почему Нельсон обладал теперь всей полнотою власти, судил, приговаривал к смерти, вешал?

Согласитесь, было от чего зародиться сомнению и в более крепкой голове, чем у фра Пачифико.

Вот почему, повторяем, нищий монах оставался лишь свидетелем подвигов Ринальди, Маммоне и банд лаццарони, следовавших их примеру. Когда каннибальские орды начинали свирепствовать, он даже отворачивался и удалялся, забывая лупить, по обыкновению, палкой несчастного Джакобино; и если, погруженный в тайные мысли, он бродил по улицам пешком, пресловутая его дубинка, вырезанная из ствола лавра, выглядела скорее посохом пилигрима, на который он, часто останавливаясь, опирался ладонями и подбородком, словно утомленный долгим путешествием.

Несколько человек, заметивших в нем такую перемену, весьма их занимавшую, уверяли даже, будто видели, как фра Пачифико заходил в церковь и молился, упав на колени.

Капуцин молился! Никто не хотел этому верить.

CLXXIV ВИДЕНИЕ

Пока на улицах Неаполя убивали, в порту праздновали победу.

Как можно было судить по белому флагу, поднятому вместо трехцветного знамени, форт Сант’Эльмо был готов капитулировать. Незамедлительно начались переговоры между полковником Межаном и капитаном Трубриджом. Было достигнуто соглашение по всем главным пунктам, так что король, сохранявший внешние признаки уважения к кардиналу, мог послать ему около трех часов пополудни такое письмо:

"На борту "Громоносного", 10 июля 1799 года.

Мой преосвященнейший, настоящим уведомляю Вас, что, по-видимому, сегодня вечером замок Сайт ’Элъмо будет нашим. Надеюсь доставить Вам удовольствие сообщением, что с этой радостной вестью я посылаю в Палермо Вашего брата Чиччо. Он будет вознагражден по достоинству за его, как и Вашу, верную службу. Велите же ему приготовиться к отплытию еще до "Ave Maria ".

Желаю Вам доброго здоровья и остаюсь неизменно благосклонным к Вам.

Фердинанд Б."

Франческо Руффо недолго пробыл в Неаполе: он приехал утром 9-го и уехал вечером 10-го; но король, прислушивавшийся к наветам Нельсона и Гамильтона, не доверял кардиналу и предпочитал, чтобы дон Чиччо, как он его называл, находился в Палермо, а не рядом с братом.

Дон Чиччо, который никогда не злоумышлял против короля и не имел такого намерения ныне, был готов в назначенный час и отбыл в Палермо без всяких возражений.

Когда он уезжал, то есть в семь часов вечера, флагманский корабль готовился к пышному празднеству. Король заслушал доклад своего доверенного судьи Спецьяле и раздал приглашения на вечер избранным лицам из числа тех, кто явился на судно приветствовать своего монарха.

На борту "Громоносного" должен был состояться бал и званый ужин.

В мгновение ока, как при подготовке к бою, были убраны перегородки средней палубы, каждая пушка превратилась в цветник или буфет с прохладительными напитками, и в девять вечера судно, сияющее огнями от фок-мачты до последней брам-стеньги, было готово принять гостей.

И тогда, при свете факелов, которые создавали некую движущуюся иллюминацию, стали видны сотни лодок, отделяющиеся от берега. На одних были избранные, которые должны были подняться на борт, на других были льстецы, которые везли с собою музыкантов, чтобы исполнить серенаду королю, либо просто любопытные, жаждавшие все увидеть, а главное, быть увиденными.

Лодки были переполнены нарядными женщинами, украшенными цветами и бриллиантами, мужчинами, увешанными орденскими лентами и крестами. Все это пряталось при Республике и теперь словно выползло из-под земли, чтобы согреться под солнцем восстановленной монархии.

Бледное и печальное это было солнце! Оно взошло и закатилось в кровавом тумане 10 июля 1799 года.

На палубе начался бал.

Волшебное зрелище представляла собою, должно быть, движущаяся крепость, сверху донизу освещенная праздничными огнями, с тысячью вымпелов, развевавшихся на ветру, и снастями, сплошь увитыми гирляндами из лавровых ветвей.

Нельсон, которому монархия устроила праздник 22 сентября 1798 года, давал теперь ответный праздник монархии.