Сан-Феличе. Книга вторая

У дверей поставили часового, двух других поместили в прихожей, а остальных — в коридоре. Впрочем, как принято в подобного рода домах, окна первого этажа были зарешечены, так что, вернувшись к себе, узники словно бы сменили одну тюрьму на другую.

Андреа Беккер направился к кассе и, поскольку кассир еще не пришел, отпер дверь своим дубликатом ключа, а Симоне Беккер занял обычное место в своем кабинете, пустовавшем со дня его ареста.

У обеих дверей поставили часовых.

Опускаясь в кресло, в котором он просидел целых тридцать пять лет, старый Беккер вздохнул с удовлетворением.

Потом он сказал:

— Фриц, открой створку внутреннего оконца.

Слуга повиновался и отворил ставень в оконце, проделанном в стене между кабинетом и кассой; через это оконце отец и сын могли, не сходя с места, разговаривать между собой и даже видеть друг друга.

Не успел старый Беккер устроиться в кресле поудобнее, как к нему бросилась, влача за собой оборванную цепь, крупная испанская ищейка и с радостным лаем прыгнула к нему на грудь, как будто собиралась его задушить.

Бедное животное почуяло хозяина и, как и Фриц, явилось приветствовать его.

Банкиры начали просматривать корреспонденцию. Все деловые письма были распечатаны главным клерком; все письма с пометкой «лично» отложены в сторону.

Только теперь Беккеры увидели эти письма, поскольку всякое общение с узниками в тюрьме было запрещено.

Большие стенные часы времен Людовика XIV, украшавшие кабинет старшего банкира, пробили девять, и сейчас же, с обычной точностью, появился кассир.

Как и лакей, это был немец; он носил фамилию Клагман.

Не поняв, почему у входных дверей стоит часовой, а в коридоре толпятся солдаты, он начал было их расспрашивать, но те не отвечали, повинуясь полученным указаниям.

Но, поскольку им велено было пропускать в дом и выпускать из дома всех служащих банка, Клагман беспрепятственно проник в кассу.

Каково же было его удивление, когда он застал на обычном месте, в кресле, молодого хозяина и через оконце в перегородке увидел старого Беккера в его кабинете!

Если не считать часовых у дверей, в передней и в коридорах, ничего не изменилось.

Андреа сердечно отвечал на радостные приветствия кассира, сохраняя, впрочем, дистанцию, подобающую в отношениях между хозяином и служащим, а тот поспешил горячо приветствовать старого Симоне.

— Где главный счетовод? — спросил у Клагмана Андреа.

Кассир вытащил из кармана часы.

— Сейчас девять часов пять минут, сударь. Держу пари, что господин Шперлинг в эту минуту поворачивает с улицы Святого Варфоломея. Ваша честь знает, что он всегда приходит между пятью и семью минутами десятого.

И верно, не успел кассир произнести эти слова, как в прихожей послышался голос главного счетовода, тоже пытавшегося выяснить у солдат, что случилось.

— Шперлинг! Шперлинг! — крикнул Андреа, призывая вновь прибывшего. — Идите сюда, друг мой, нам нельзя терять время.

Шперлинг вошел в комнату кассы: голос раздавался оттуда.

— Идите к моему отцу, дорогой Шперлинг, — сказал Андреа.

Все более удивляясь, но не смея задавать вопросы, Шперлинг прошел в кабинет главы банкирского дома. В помещении кассы Клагман стоя ждал распоряжений.

— Дорогой Шперлинг, — обратился Симоне Беккер к главному счетоводу, — я думаю, нет необходимости спрашивать, в порядке ли наши бумаги?

— Они в порядке, дорогой хозяин, — отвечал Шперлинг.

— Значит, вы можете сообщить мне, каково положение дел в нашем банке?

— Вчера в четыре часа я подвел итоги.

— И каковы же они?

— Свободный остаток средств в один миллион сто семьдесят пять тысяч дукатов.

— Слышишь, Андреа? — повернулся Симоне к сыну.

— Слышу, отец: миллион сто семьдесят пять тысяч дукатов. Согласуется ли эта цифра с наличностью в кассе, Клагман?

— Да, господин Андреа, мы вчера проверяли.

— И сегодня проверим снова, если ты не возражаешь, дружок.

— Сию минуту, сударь.

И пока Шперлинг в ожидании проверки кассы тихо переговаривался с Симоне Беккером, Клагман отпер железный шкаф с тройным замком со сложными шифрами и номерами и вытащил портфель, тоже запиравшийся на ключ.

Клагман открыл портфель и положил его перед молодым банкиром.

— Какая сумма содержится в портфеле? — спросил Андреа.

— Шестьсот тридцать пять тысяч четыреста двенадцать дукатов в векселях на Лондон, Вену и Франкфурт.

Андреа проверил и нашел счет правильным.

— Отец, — сказал он, — у меня имеются шестьсот тридцать пять тысяч четыреста двенадцать дукатов в векселях.

Затем он обратился к Клагману:

— А сколько в кассе?

— Четыреста двадцать пять тысяч шестьсот четыре дуката, господин Андреа.

— Слышишь, отец?