Сан Мариона

- Мы собрали вас, о славные, чтобы до "Суда справедливости" поговорить о делах насущных, - неожиданно звонко произнес Шахрабаз, ощущая прилив бодрости от таблетки Иехуды. Потом продолжил высоким и сильным голосом: - В совместных усилиях на благо и процветание Дербента, который по праву можно назвать величайшим, пусть иссякнет желчь забот ваших и тревог! Слава и слава светоносному Агуро-Мазде! - старательно выговорил он имя бога персов, как его называли сами персы, хотя албаны произносили Ахурамазда, и вскользь заметил, как переглянулись стоявшие особняком возле стены начальник гарнизона крепости - надменный грузный перс Гаврат и главный сборщик налогов перс Сардер. - Спешу уведомить вас, что в городе достаточный запас еды до нового урожая, сохраняется порядок и законность, благодаря бдению шихванов и неусыпным хлопотам стражей порядка; среди жителей наблюдается спокойствие и почтительность к властям. Да святится имя нашего повелителя, божественного миротворца, наисправедливейшего сокрушителя врагов Албании, мужественнейшего Ездигерта Третьего, милостиво изволившего изречь жителям Дербента: "Спокойствие, трудолюбие, мудрость вот три источника, что, в едином потоке слившись, дают жителям Дербента неслыханное процветание, а Мы, Ездигерд Третий, даем вам Мир!.." - Это был привычный ритуал славословия, и Шахрабаз произносил его четко, торжественно, опыту зная, что все сказанное запомнится, ибо люди легковнушаемы и достаточно впечатлительны, а умных врагов среди присутствующих не было. Об этом Шахрабаз за годы правления успел позаботиться. Недаром только в Дербенте он содержал четырех преданных осведомителей.

- ...Благодаря заботам повелителя нашего двенадцать лет уже на нашей земле царит мир! Мы спешим уведомить вас, о преисполненные добродетели, что, дабы еще более упрочить мир на нашей земле, дабы не было насильственности и принуждений, всякий да пусть отправляет обряды своей веры и молится своим богам в местах, для этой цели предназначенных. Так объявил светоч мудрости шах Ездигерт Третий! Пусть община иудеев откроет в Дербенте свой молитвенный дом - синагогу, а христиане вновь отстроят церковь, мы также не препятствуем албанам, кои отправляют свои обряды в святилищах и считают святыней домашний очаг, но и не мешаем никому перейти по своему желанию в иную веру, а кто пожелал посещать храм светоносного Агуро-Мазды, приносить жертвы священному огню и помогать атраванам [атраван - служитель Ахурамазды] совершать молитвенный обряд, тому выражаем свое благоволение и восхищение! Забудьте о вражде, живите с миром! Так повелел передать жителям Дербента величайший факел праведности Ездигерт Третий!

Подобно тому, как всякий, если пожелает, может увидеть в прозрачных струях ручья дно, так и в струях слов для страждущего обнажен смысл. И первым успел Обадий. Протолкавшись вперед и выставив из толпы свой круглый живот, перетянутый широким кушаком, он воскликнул:

- Дарю храму светоносного Ахурамазды, да останется он - единственным в сердцах потомков наших, пять... нет, десять самых жирных, молоденьких овечек! И в помыслах своих и в деяниях я давно уже руководствуюсь заповедями пророка Заратуштры! А теперь, и пусть свидетелями будут и ты, мужественный Гаврат, и ты, благочинный Сардер, из памяти восхищенного сердца своего извлекаю я двенадцатый гимн Ясны, священной книги Авест [священная книга Авест - изложение поучений пророка Заратуштры]: "Я проклинаю дэвов [дэв - злой дух], как почитатель Мазды, как последователь Заратуштры, принес я обет быть врагом дэвов, исполнять учения... превозносить молитвы... Богатому сокровищами, благому Ахурамазде обещаю я все доброе и все лучшее, ему, праведному, великолепному, величавому..." И так уж был устроен этот человек, что даже в столь торжественный момент в голосе его проскользнули плаксиво-жалобные нотки.

- А я дарю храму двадцать баранов! - резко и грубо перебил Обадия нетерпеливо переминавшийся возле колонны Уррумчи, первый шихван, сын шихвана, явно раздосадованный. Щека его нервно подергивалась, глаза были налиты кровью.

- Я пятнадцать...

- Десять и серебряный браслет!..

- Полный тюк отличной аркацильской шерсти!

- Два лучших ковра из Ширвана!.. - послышались голоса из толпы знатных, затеснившихся к возвышению, где стояло кресло. Многие, выкрикивая, оборачивались к Гаврату и Сардеру, и те благосклонно кивали, поглаживая унизанными перстнями пальцами крашенные хной бороды.