Санай и Сарацин

– Извините, – прошептал призрак Петров, уловив чувство брезгливости, которое испытал сталкер.

– Держись уже! – Санай скривился. – В баре отмоемся. Хватку ослабь, а то задушишь меня совсем и дальше пойдешь пешочком, зареванный и одинокий.

– Да-да! Извините, – еще раз прошептал призрак Петров. – Идите смело, радиации не бойтесь. Все будет хорошо.

Миновав двести метров застывшей колючки, группа ускорила шаг. Обнаружилась свежая, недавно проторенная тропинка.

– Кабанчики прошли, – вполголоса прокомментировал Сарацин. – Недавно. Не менее трех.

Никто ему не ответил. Все двигались дальше, внимательно выбирая место для каждого шага.

Достигнув середины пути, Сарацин достал бинокль и посмотрел в сторону блокпоста. Он решил не направлять винторез на нервных часовых, правильно рассудив, что им, скорее всего, не понравится сам факт прицеливания из оптической винтовки. Саданут на опережение без всякого сожаления. Так сказать, принимая превентивные меры.

«Мне бы тоже не понравилось», – подумал Сарацин, разглядывая оживившихся долговцев.

Сомнений не было. Те хорошо видели чужаков и в любой момент готовы были открыть огонь на поражение из всех видов оружия.

– Зашевелились, – проинформировал напарника Сарацин.

– Наших видишь?

– По-моему, Кубарь мелькнул. А вот ни Петрика, ни Захарчика не видать.

Санай посмотрел на бледного Плута, вздохнул и тихо спросил:

– Как ты?

Плута шатало из стороны в сторону, лицо посерело, но он крепился и с натугой ответил:

– Жив пока. Дойду сам.

– Ты там под ноги долговцев в обморок смотри не упади. Задерживаться не будем, сразу в бар попрем. Нам до второго поста ковылять. Не забыл еще?

– Помню. Постараюсь, – выдавил из себя Плут, при этом покачнулся, но не упал.

Сарацин протянул ему сразу три разноцветные капсулы и требовательным тоном сказал:

– Съешь. Витаминка, тоник и антибиотик. Только запить нечем. Да ты не дрейфь, это не рвотный порошок.

Плут не глядя забросил таблетки в рот, немного пожевал, проглотил, даже не поморщился и поплелся дальше поступью уставшего от жизни старика, переставляя ноги тяжело и вяло.

Оставшийся отрезок пути сюрпризов не принес.

Заросли черного резуна остались позади. Последние сто метров группе предстояло пройти по хорошо вытоптанной полосе, усеянной трупами различных тварей и людей. Тут опять преобладали кабаны, но встречались и псы. Человечество было представлено несколькими свободовцами и бандитами. Все говорило о том, что скучать часовым не приходилось – трупы были явно свежие.

Дальше, сразу за бетонными плитами оборонительного сооружения, чернели головы долговцев. За спинами людей в комбинезонах с красными вставками мелькнуло встревоженное лицо Петрика.

Вот кого напарники больше всего хотели бы увидеть, так это своих пацанов из клана. Кстати, после всего случившегося за истекшие сутки неподкупные долговцы – тоже не самое худшее, что могло бы встретиться добропорядочному сталкеру-бродяге в конце похода.

Пришлецы приблизились к блокпосту, начальник которого предостерегающе поднял руку с открытой ладонью:

– Санай, стой!

Группа остановились. Санай протяжно выдохнул, держа на спине «раненого» Витеньку. Сарацин скрестил на груди руки, всем своим видом показывая, что он очень мирный, лояльный и добродушный. Плут устало согнулся, упер руки в колени и закашлялся. Сил у него не осталось.

Долговец с горечью посмотрел на сталкеров и заявил:

– Вся Зона о вас с Сарацином только и трещит. Все болтают, что у вас, дескать, две невиданные хреновины. Причем одна из них живая. Вы, мужики, извиняйте, но мы не можем пустить вас в бар. Сами знаете почему. У нас с мутантами разговор простой, а вы псевдоорганизм спасаете. Это не делает вам чести. А мы вас с этого момента просто терпим по причине того, что знаем много лет, а так порешили бы и все. Вместе с тем отродьем, которое вы прячете.

Санай прищурился и посмотрел в глаза долговцу:

– Боря, мы с тобой за эти годы выпили целую цистерну ханки, а ты сейчас из себя злого пенсионера-язвенника строишь. Я ведь могу все объяснить. Ты же знаешь, нормальный человек не может в один миг вот так вот взять и выкинуть годы нашей дружбы без веской причины.