Формула перебросила без проблем — вокруг день и одновременно ночь, шторы убраны, решетки опущены. Воздух поделен на шахматное поле лазерами, сквозь них не проскочить и летучей мыши. Но Судья, как и вор, прозрачен, воссоздал себя на месте преступления инкогнито в виде разреженной материи со способностью ощущать.
Теперь стоял, слушал.
«Покажись. Выдай себя хоть чем-то».
И замкнулись на ровный круг двадцать секунд бытия — десять секунд еще в присутствии короны за стеклом, а десять уже в ее отсутствие.
Чисто сработано.
Десять секунд «до», десять «после». Они, ведущие бесконечный хоровод, стали для Аида маленькой отдельной жизнью, а он все глубже погружался в пространство. Становился пыльными гобеленами на стенах, золочеными рамами картин, смотрел в зал слепыми драгоценными камнями диадемы.
Ничего. Лишь мигнул, желая сработать в какой-то момент лазер. Короткий момент, крошечный, никому не заметный. И на пару миллиметров пошевелилась одна из портьер на окне. Вот и оно — приход невидимки.
Аид слушал, впитывал мир в себя и одновременно сам впитывался в материю, из которой состоял выставочный зал. Делался его запахами, распределялся в старом паркете пола — ловил, ловил, ловил…
И уловил.
Не аромат, не плотность, скорее, настроение, как раз возникающее за пару секунд до исчезновения короны — чужое бесшабашное веселье, вседозволенность, азарт. Тщеславие? Будто тот, кто присвоил себе чужое, только что совершил нечто, достойное всеобщего восхищения.
Что творится в городе? Странных новостей он наслушался с самого утра. Если в Энфоре появился человек (нет, не человек… нечто, способное становиться невидимым и желающее позабавиться), странных новостей прибавится. Как и ему головной боли, потому что ищейки не справятся. Только он.
Чужим, едва уловимым настроением Аид обмотался, как шарфом, натянул его на самый нос, глубоко и медленно вдохнул.
Восторг бытия, раскрепощенность, полное отсутствие страха — опасное сочетание при такой мощности. Неслышный смех, умение извлекать из серьезного наслаждение, удовольствие от собственного существования.
Кто ты?
Невидимая шерсть на загривке Санары шевелилась — кажется, ему впервые встретился кто-то стоящий, нескучный. Человек, не человек? Помесь двух измерений? След слишком эфемерный, слишком неплотный, но Аид запечатал его в собственной памяти жестко, очень плотно. Если он однажды встретит того…
«Ту», — неожиданно поправил самого себя. Это не он, это… она! Осознал совершенно четко. И выдохнул со смесью изумления и удовлетворения.
— Значит, ты — девочка.
Отлично!
Ее след он запомнил — да, слабый, но уникальный. Такой почти никогда ни в ком не встречается, но, если уж ему попадется, Санара защелкнет клыкастую пасть. И еще до королей, до приговора выяснит, как это возможно — красть, будучи невидимым. Интересный выйдет диалог.
Все, на сегодня хватит. Удовлетворенный результатом, Судья вернул себя в солнечный день — туда, где решетки на окнах подняты, где на улице, ожидая разрешения возвращаться к работе, толпился народ.
Перед ним, вышедшим наружу, расступились, как перед бетонным морем. Плотная черная мантия, надвинутый на глаза капюшон, сияющий медальон-колесо на цепочке — Санара символизировал любому воплощенное горе, случившуюся уже беду. На него никто не смотрел, все мимо, и всем было ясно, если за дело взялся ОН, дело серьезное. Кому-то несдобровать.
В кафе больше не хотелось, он слишком долго пробыл «закольцованным», теперь хотел посидеть один, без свидетелей.
Тяжелую трубку золотого телефона, на который ему звонили только из дворца, поднял с неохотой — должен был сообщить новости, от него ждали.
— Ты нашел его след?!
Практически сразу заорал Болдин, жующий не то курицу, не то окорок.
«Так можно случайно подавиться», — отметил Санара почти жалея, что мимолетные пожелания Судей замковых обитателей не касаются, потому как не дремлет и круглосуточно отводит «сглазы» придворный Провидец. Тот самый, засекший много лет назад Санару в Тиросе.
— Её. — Пояснил без всякой охоты.
— ЕЁ?! — визг позабывшего жевать Болдина. М-да, тройной пинок в благородные причиндалы. — Это баба?!
— Я нашел ее след. Позже найду и ее саму.
Дальнейшее он не стал слушать, в очередной раз пренебрег этикетом и вернул тяжелую трубку на место как раз в разгар бранной речи.
*****
(Infinite Stream — So Far Away)
Свежая сырная булочка — это тысяча сочетаний вкуса. Тянущееся и рвущееся тесто, оттенок молока, пшеницы, дрожжей, а уж свежий, горячий, пахучий улуам (*местный коровий сыр), запеченный до золотой корочки сверху — настоящий оргазм гурмана.
Я не ела три года. Помнила о вкусах и их существовании, но скучала вот так, как теперь, сидеть человеческой девчонкой на пропеченной солнцем лавке и жевать булочку. Где я провела последние три года? В затяжном сне. Куда исчезло мое прежнее тело? Неизвестно. А здесь, на Софосе, так же, как раньше, менялись сезоны, швартовались к причалам суда, поливались дождями оливковые сады и старые деревни, пускали по лужам берестяные кораблики тонконогие загорелые пацаны…