Санаторий

И смотрят жадно из тьмы и мрака,
как две луны, два пустые зрака,
и чьи-то руки в озябшем сердце
ключ повернут и откроют дверцу.
За этой дверцей я прячу душу —
в одну восьмую всемирной суши,
в одну двадцатую океана —
неизлечимую мою рану.
И эти руки души коснутся…
Эх, тут бы взять бы мне и проснуться!
Но снова, снова ползу на брюхе
туда, где склепы — пусты и глухи.

— Ты тоже их знаешь?! — опешил Иона. — Откуда? И знаешь, что́ в конце?

— В конце? — Сам воззрился на Иону, задумчиво шевеля губами. — В каком конце, дружок? Нету у безумия начала, нету у безумия конца. А вот ты задумайся лучше, откуда я эту белиберду знаю.

— Что ты с нами сделаешь? — спросил Иона.

— С кем — с вами? — дёрнул головой Сам.

— Со мной, с Ездрой. Вот только Кундри тебе уже не достать, Сам — тут тебе облом выходит.

— О господи… — покачал головой Сам. — А они-то тут при чём? Ты их породил, ты их и убьёшь. И Кундри — тоже.

— Не понял, — мотнул головой Иона.

— А что тут непонятного, — пожал плечами Сам. — Нет никакого Кундри и Ездры никакой нет. Где они? — Сам шутовски стал озираться по сторонам, заглянул под стол. — Алло, Кундри, Ездра, а ну вылезайте! Вылезайте, сволочи такие, из головы бедного Ионушки!

— Скот, — небрежно бросил Иона. — Ездру оставили там, внизу, на первом этаже. А Кундри — тю-тю! — добавил он с нескрываемым злорадством.

Сам с выражением скуки на лице подпёр голову руками, посидел молча, задумчиво разглядывая Иону.

— Устал я от вас, психи, — произнёс он с неизбывной печалью. — Как вы мне все надоели! Ну не ту я специализацию выбрал, не ту, да. И что, должен теперь мучиться до скончания века? Ведь говорил мне батюшка: не ходи, Володя, в психиатры, не надо, иди в ортопеды, продолжай династию. Не послушал. Возомнил себя чёрт знает кем, Ганнушкиным, Крепелиным, Бехтеревым…

Он нажал кнопку в столе. Дверь открылась, явился главврач и два те же охранника.

14

Иона с Ездрой сидели в тиши и тьме кладовой, приспособленной под камеру временного содержания.

— Когда я его видел, он был другой, — сказал Ездра после того как Иона описал ему свою аудиенцию.

— Видел? Его же никто и никогда…

— Видел, видел, — хитро улыбнулся Ездра. — Единождый раз, лет пятнадцать тому, ещё до всяких, это, санаториев. Он уже тогда в карательной психиатрии трудился в поте лица своего. Вот и говорю, это, другой он был, не такой, как ты расписал. Ну, да оно и понятно: моложе он тогда был лет на пятнадцать. Бороды, это, не носил, точно помню. Стареет, ирод кочерыжечный, хиреет на непростой государевой службе.

— Почему — государевой? Это же не учреждение.

— Ещё как учреждение, — звонким шёпотом возразил Ездра. — Для консервации и постепенного уничтожения неугодных. Мы тут все, это, неугодные, понимаешь? — прошептал Ездра.

— Кому? — не понял Иона.

— Режиму, кому же ещё, — усмехнулся Ездра. — Нас тут гнобят по-тихому. Уничтожают, это, психически, а если повезёт, так и физически. Держат на всякой дряни — наркота, нейролептики, психотропы, или что там ещё у них в науках открыто.

— Я с режимом вообще никак… никогда, — недоумённо поднял брови Иона.

— Это тебе так сейчас кажется, здесь, в изменённой реальности. Глюки бывают у тебя?

— Глюки?

— Ну, там, минные поля, к примеру, виселицы, диковинные города, ещё что-нибудь, не знаю.

— Война… — вздрогнул Иона. — Война вспоминается. Только я не помню, был я на самом деле на войне или не был. Иногда помнится, что был. В плену был. А иногда понимаю умом, что не был я ни на какой войне, какой там к собакам плен. Я же бомжом был. Из трамвая.

— Ну вот, — довольно кивнул Ездра. — Вот, видишь. Это, стало быть, тебе уже сломали память, историю твою переписывают потихоньку, смешивают реальности. Можешь быть уверен, друг ситный, что не был ты никогда, это, бомжом. Да и на войне не был — какой из тебя вояка. Видел я, как ты палил, это, нынче в белый свет, как… Хотя тоже не факт, что это не следствие обработки. Если они память могут сломать, то, может, им, это, и былые навыки — раз плюнуть.

— Бред какой-то, — недоверчиво мотнул головой Иона. — Что-то не клеится, Ездра.

— Это, паря, смотря каким клеем клеить.

— То есть, ты хочешь сказать, что на самом деле нас нет? Так, что ли?

— Есть, куда же мы денемся, — покачал головой Ездра, досадуя на непроходимую Ионову тупость. — Мы-то как раз — есть. А нету тех, кем мы, это, были. По-настоящему. Есть Ездра, Иона, Дылда — нелюди, без прошлого, без будущего, это, без ничего. Ну, прочухал?

— Нет, — замотал головой Иона. — Нет, всё равно не клеится. Это мне Сам примерно то же самое говорил. Нет, говорит, никакого санатория…

— Сам? — опешил Ездра. — Так и сказал?

— Так и сказал. Это, говорит, глюк, а ты сам, говорит, наркот и псих.

— Хитро!

— Ты ведь видел План, Ездра? — спросил Иона.