Луч фонаря скользнул вдаль, выхватив из мрака каменные своды, прошелся по двум блестящим рельсовым лентам, сужающимся далеко впереди, и от нетерпения двинуться в путь сердце Льва зачастило. Полегчавший рюкзак одним взмахом руки оказался между лопаток, пластик фонаря тихо скрипнул в крепко сжатом кулаке, ноги ступили на широкие просмоленные деревянные шпалы. Перед тем как сделать первый шаг, Лев оглянулся, повинуясь неконтролируемому импульсу, будто затылком почувствовал чей-то взгляд (взгляд мистической женщины), но никого не увидел. Хибла, если она и была поблизости, скрытая во мраке, никак не обнаружила своего присутствия.
Лев пошел вперед. Резиновые подошвы кроссовок, соприкасающихся со шпалами, почти не издавали звуков, и он был рад этому: может быть, повезет проникнуть в здание незамеченным? Иногда из темноты, не тронутой лучом света, доносились подозрительные шорохи и противное попискивание, а один раз прямо на Льва вылетело жуткое крылатое существо, в котором он чуть позже узнал летучую мышь, но до этого успел не на шутку перепугаться – уж слишком безобразной она выглядела. Прежде ему никогда не доводилось видеть летучих мышей так близко. По мере продвижения внутрь горы воздух вокруг делался все более сырым и тяжелым. Появился страх перед многотонной каменной массой, нависавшей над ним, – казалось, что свод тоннеля мог обрушиться в любой момент. Иногда в пятно света попадали жуткие оскаленные звериные морды или лица злобных уродцев, выхваченные из причудливого природного орнамента, покрывающего стены. Под ногами часто что-то похрустывало, и когда Лев посветил вниз, его передернуло от омерзения: по шпалам во множестве ползали, угрожающе задирая хвосты, крупные скорпионы.
Но постепенно Лев привык к неприятным обитателям и перестал их замечать. Монотонная ходьба успокаивала, а вместе со спокойствием он снова ощутил притупившиеся было голод и холод. И если с первым он быстро расправился с помощью двух глотков вина и куска сыра, то что делать с трясущимися в ознобе мышцами, было непонятно. Мокрая одежда противно липла к телу, не желая высыхать в сыром подземелье.
Когда, наконец, обозначился выход, проступив в темноте серым пятном, Лев понял, что уже утро. Перед проемом плавали тучи, скользя по рельсам мохнатыми брюхами, подталкиваемые ветром: тот пытался согнать их поплотнее друг к другу, но тучи, как бестолковые овцы, то и дело разбредающиеся в стороны, норовили расползтись, и тогда в просветах между ними мелькало светло-сиреневое рассветное небо и виднелся противоположный горный склон – желто-зеленый, с пламенеющими очагами тронутого осенью лиственного леса. Лев заметил белесое угловатое пятно – здание санатория, но разглядеть его не успел: тучи вновь сгустились. Он выключил не нужный теперь фонарь, убрал в рюкзак и шагнул в туманную пелену, замедлив ход – видимость была почти нулевая, а сразу после тоннеля начинался мост, который, как он заметил днем со «смотровой площадки» Хиблы, пролегал над пропастью, и неверный шаг означал верную гибель.
Серый сгусток впереди выглядел совершенно непроницаемым, отчего Лев засомневался: а туча ли это? Очертания его напоминали фигуру какого-то животного с крупным округлым телом, короткими ногами и длинными ушами на продолговатой качающейся вверх-вниз голове. «Осел!» – мелькнула догадка, но Лев тут же усомнился: расстояние от земли до моста было не меньше пятисот метров, и осел мог оказаться здесь, только если чудесным образом отрастил себе крылья. Однако, вспомнив о Хибле, женщине-привидении, чьи ноги не оставляли следов на песке, вполне можно было бы допустить существование летающих ослов – почему нет? То и другое одинаково невероятно, но ведь странности с Хиблой он видел своими глазами.
Всматриваясь в туман, Лев приблизился к фигуре животного еще на несколько шагов. Осел, стоящий к нему боком, будто услышав, повернул голову и тихонько фыркнул. Лев вздрогнул от неожиданности, едва не потеряв равновесие.
– Чинча? – вышло неуверенно.
Осел смотрел на Льва большими карими глазами, непроницаемыми, как скорлупа лесного ореха.
– Твоя хозяйка с ног сбилась, разыскивая тебя, – сказал Лев тихо, будто боялся говорить с животным, не желая верить в его существование. Шок от феномена Хиблы еще не прошел, а тут – на тебе! – новое виденье.
Осел выглядел совсем как живой. Он моргнул, отчего его густые ресницы трогательно затрепетали, и покивал, будто все понял. Белая тонкая полоска, начинающаяся от середины лба и пролегающая между ушей, не оставляла сомнений в том, что это был потерявшийся Чинча. Но разве не он лежал на дне ущелья под обрывом с неестественно вывернутыми ногами?