Но Сулейман ибн Яхья был более осведомлен. Где же эти змеи со смертельно ядовитыми зубами, умеющие проникать в любую щель и сквозь любую охрану? Их не остановит ни многочисленная стража, ни второй этаж, ни задернутые шторы. Хотя… Ведь фактически он ничем их не обидел! Не отобрал сокровища, не пролил кровь… Им не за что мстить! Но тогда где они?
– Мустафа, трубку! – приказал он.
Пряный дым опиума наполнил спальню, расслабляя озабоченное сознание приятными видениями. Наркотик улучшил настроение. Страхи показались напрасными. Скорей всего, посланец великого магистра снова придет к нему и теперь надо будет принять его по-другому: проявить уважение, накормить, напоить, выполнить просьбу Рукн ад-дин Хуршаха… Первое решение было ошибочным: ссориться с ассасинами нельзя, нельзя силой отбирать их казну… Во всяком случае сейчас, когда монголы только выдвигаются к Аламуту. Вот когда они сожгут змеиное гнездо, тогда он уничтожит змей, заползших в империю! И драгоценности сами собой останутся у него навсегда, но мстить будет некому…
В Трапезунд Омид въехал уже ночью. На улицах было темно, под копытами коня чавкала грязь. Бриз, приносивший днем свежесть с моря, сменил направление, и теперь неприятные запахи выдавали расположенный неподалеку базар. Омид безошибочно нашел улицу местной знати. Здесь почти у каждого дворца ворота освещались горящими факелами. На миг остановившись у цветочной клумбы, Омид перегнулся с седла и сорвал розу, проколов при этом указательный палец до крови.
Знакомые ворота из черных прутьев усиленно охранялись шестью стражниками в полном боевом снаряжении. Омид спрыгнул с коня и тут же оказался в кольце направленных в грудь копий.
– Я гость вашего господина – Сулеймана ибн Яхья, – спокойно сказал Омид по-арабски.
Язык Корана, который стремился знать любой уважающий себя мусульманин, как нельзя лучше подходил для общения между амирджандарами разных национальностей, но одной веры. Копья опустились. Их командир недоверчиво посмотрел на странного посетителя в поношенной одежде и с розой в руке.
– Жди!
Охранник повернулся и крикнул что-то на непонятном языке. Послышался топот ног по ступенькам, калитка раскрылась, и на улицу вышел уже знакомый Омиду скуластый начальник стражи по имени Азат. На этот раз Азат встретил его приветливо.
– Проходи, брат, хозяин ждет тебя, – с широкой улыбкой сказал начальник стражи. – Он очень озабочен тем, что мы разминулись. Только извини, я должен проверить твою одежду: с оружием входить запрещено.
– У меня нет оружия, – так же спокойно ответил Омид. Это была неправда: он сам был оружием, его руки и ноги были оружием, и голова, и зубы, да и еще кое-что…
В вестибюле дворца Омид расставил руки и Азат тщательно проверил места, где обычно прячут оружие: пояс, спину между лопатками, голени… Оружия он действительно не нашел.
– Иди за мной, брат! – сказал по-арабски начальник стражи. По широкой белокаменной лестнице они поднялись на второй этаж. На площадках стояли по двое гвардейцев, вскинув на плечи готовые к удару сабли. Азат открыл полированную дверь. В просторном зале за большим дубовым столом, в шелковом, расшитом золотыми узорами халате, сидел крепкий мужчина с бритой головой. За ним стояли два гвардейца с обнаженными саблями на плечах.
При виде гостя Сулейман ибн Яхья встал и изобразил подобие улыбки.
– Рад приветствовать верного слугу моего друга и брата Рукн ад-дин Хуршаха! Очень жаль, что мои люди не смогли вас найти! Виновные будут строго наказаны!
– Тот, кто меня послал, обязал говорить без посторонних ушей! – заявил Омид, подходя к столу.
Поколебавшись, военачальник сказал что-то на тюркском наречии, и стражники сделали несколько шагов назад. Шаги были большими – они знали: если услышать то, чего слышать нельзя, то можно лишиться головы… Азат тоже отступил.
– Теперь они не услышат, если ты будешь говорить тихо, – Сулейман наклонился вперед, перегнувшись через стол, чтобы сократить расстояние. Он не боялся одинокого и безоружного визитера: как бы ни были страшны ассасины, но он тоже опытный воин, и сумеет отразить первый удар, а вооруженные гвардейцы всего в одном прыжке…
Но гость не собирался нападать – он только протянул главному амирджандару розу, стебель которой был завернут в кусок белой ткани. Сулейман ибн Яхья по инерции взял ее, и непонимающим взглядом уставился на красный бутон, словно пытаясь что-то сообразить. Сознание еще не утратило опиумной вязкости. Красная роза и белая ткань – это был явно какой-то знак, но что он значил, Сулейман ибн Яхья никак не мог вспомнить. Тем временем, Омид отработанным движением вынул из шва в рукаве рубахи иглу дикобраза с каплей яда гюрзы внутри и спокойно, как он делал все, воткнул ее в сонную артерию предателя. Никто, даже сам Сулейман, не поняли, что произошло. Только когда командир гвардии упал на стол и сполз на пол, стражники опомнились и, рыча от ярости, с трех сторон бросились на убийцу своего господина…