Привыкнув к одиночеству, он избегал шумных сборищ, а в женщинах неустанно искал тепло материнского сердца, но, так и не нашедши, отвергал и их. След разочарований тянулся за ним по пятам; нигде Лаэрт не мог найти того, что бы его заинтересовало. Увлечения людей его круга казались юноше бесполезными, а красивые дамы, взиравшие на него с оттенком дешевого кокетства, были ему противны. Словно лист, по ошибке сорванный с ветки в начале лета, он слонялся по злачным местам, посещал светские рауты, но нигде не находил того, что так его манило. Лаэрт и сам не знал, чего: любви ли, доброго слова… И однажды ему показалось, что он встретил ее — ту самую женщину с ласковым взглядом и теплыми, нежными руками, какие, должно быть, имеет любящая, заботливая мать… Этой женщиной оказалась Жанни Лагерцин.
Молодой человек был ослеплен, он позабыл все на свете. Ему казалось, что солнечный свет проникает в его затхлый мир с приходом этой особы — быть может, не самой молодой и не самой красивой. Он не замечал того, что она вдвое его старше, что ведет не совсем приличную жизнь. Лишь ее ласковый взгляд, ее чувственные, горячие ладони, которые он был готов целовать до изнеможения; ее сладострастные уста, украшенные родинкой кофейного цвета над верхней губой, — лишь это стало смыслом всей его жизни.
Детские мечты перевоплотились в испепеляющее наваждение. Возлюбленной Лаэрта могла стать только та, чей облик соответствовал бы его представлению об идеальной матери. Он выдумал его в детстве и, встретив похожую женщину теперь, потерял голову от смеси страсти с благоговением, что всколыхнулись в нем.
Остатки благоразумия заставляли юношу скрывать связь с проституткой от своих подопечных, от слуг, от соседей и знакомых, но так или иначе, а тайное все же всплывало наружу, возбуждая злословие. Единственным человеком, которому Лаэрт мог открыть свою страсть к Жанни, был его шофер Эмиль. Молодой слуга всегда понимающе кивал головой в ответ на просьбу своего смущенного господина отвезти его к публичному дому, а потом и вовсе не требовал никаких объяснений. На город опускались сумерки, а Лаэрт Мильгрей, едва скрывая волнительную спешку, укладывал в постели Милю и Ники, братски целовал их в лоб с пожеланием спокойной ночи, а сам словно вор, сгорая от нетерпения и страсти, незамеченным покидал дом под покровом темноты, садился в автомобиль, где его уже ожидал покорный, все понимающий водитель, и ехал на окраину Сальдаггара, в местный бордель. Обыкновенно Жанни стояла у входа; Лаэрт распахивал перед ней дверцу автомобиля, чтобы увезти на специально снятую для их встреч квартиру, где и начиналась иллюзия счастья…
Эмиля не нужно было просить, чтобы он держал ночную жизнь своего хозяина в секрете. Шофер, казалось, ни капельки не осуждал Мильгрея, за что получал щедрое вознаграждение. Общая тайна сблизила хозяина и слугу. Лаэрт полностью доверился порядочности Эмиля, и тому часто приходилось выслушивать восторженные, полубезумные речи об «удивительных» качествах гулящей девки из его уст. Мильгрей закрывал глаза на ее профессию, на ее прошлое и настоящее и ничего не требовал, кроме этих коротких, упоительных встреч.
Лаэрт с нетерпением дожидался ночи, чтобы снова окунуться в пучину сказочного забытья. Днем он, обыкновенно, не был ничем занят — лишь слонялся из комнаты в комнату, напряженно стиснув губы. Мильгрей все пил, пил и никак не мог насытиться благодатной влагой из того источника, каким была для него Жанни Лагерцин. Каждый раз он отправлялся на встречу с ней как на последнюю, и каждый раз ему было все мало. Если по каким-то причинам Лаэрт не мог вырваться из плена своих обязательств, то весь день и всю последующую ночь его било лихорадочным огнем. Жанни была для него не просто женщиной, с которой он коротал ночи; она стала его золотым тельцом, которому он бездумно поклонялся. Когда развратница брала с него плату, он слепо отдавал ей все деньги, имеющиеся при себе, отнюдь не считая это платой. Просто он не видел в Жанни развратницы — для него эта женщина была непорочна, потому что он ее любил…
А для Жанни Лаэрт представлялся очередным постоянным клиентом. Не более того. Сынок богатого папочки, этакий наследник капиталов, коему не на что больше тратить свои деньги. Опытная в любовных связях женщина замечала, что «мальчик» с каждым разом питает к ней все больший интерес, но даже не представляла, насколько. Жанни встречалась с тем, кто больше ей за это платил — таково было ее правило. И однажды, приехав к месту встречи, Лаэрт не обнаружил там своей возлюбленной: Жанни не ждала его как прежде. Испуганный и возбужденный, он бросился в двери заведения — напрасно Эмиль, понявший все, дружески его останавливал, предупреждая о позоре. Мильгрей словно помешался. Как в горячке он ворвался в бордель, где начал выкрикивать имя своей возлюбленной…
Что было дальше? Пересуды, грязные сплетни, взбудоражившие аристократические круги — был поруган сын самого Гурта Мильгрея!