Дальше было опустошающее разочарование. Жанни никогда не любила его, а лишь подыгрывала наивному влюбленному, делая его мечты явью. Стоило развратнице найти себе покровителя пощедрее, как она с легкостью оставила прежнего, не подумав о том, какую ему тем причиняет боль…
Долгое время Лаэрт не хотел никого видеть, ни с кем говорить… И снова шофер, ставший почти другом, пришел ему на помощь. Эмиль со всем возможным жаром убеждал господина возвратиться к нормальной жизни, не падать духом и поскорее забыть гнусную предательницу. Он с удивительным рвением помогал хозяину заметать следы подмоченной репутации и не давал сестрам ни единого шанса узнать что-либо плохое об их опекуне, за что Лаэрт был ему очень благодарен.
Но не успела жизнь войти в прежнюю колею, как вдруг господин Мильгрей, отличавшийся отменным здоровьем, почувствовал себя плохо. Это случилось так внезапно, что молодой человек растерялся, а еще более — испугался. Он, всегда здоровый и полный сил, просто стыдился признаться кому-либо в своем недомогании и долгое время молчал, пока не поведал все своему негласному другу — шоферу Эмилю. «Здесь нет ничего зазорного, — убедительно заверил слуга, — бывает, что болеют даже молодые».
Доктора разводили руками, не в силах установить причину странного недуга — богатый красавец с каждым днем чувствовал себя все хуже, силы убывали из него, словно песок в песочных часах, болезнь овладевала всем его организмом. Лаэрт угасал, но не показывал вида. Он держался из последних сил, пока бы совсем не упал — лишь бы никто не догадался о его состоянии. «Это мне наказание за распутство», — сказал как-то Мильгрей своему доверенному лицу — шоферу.
Потянулись дни мучений. Лаэрт смутно искал у кого-то поддержки, безмолвно взывал к чьей-то помощи, но все не решался, тайком пил бездейственные пилюли и страдал. Состояние молодого человека не могло остаться незамеченным. Несвойственная ему прежде бледность, помутневший взгляд, пересохшие губы и участившиеся отлучки в спальню с целью просто полежать — все это начало вызывать у любопытных сестер недоумение. После каждого приема пищи Лаэрт едва ли успевал незаметно добраться до своей постели, после чего, как подкошенный, падал на кровать, корчась от нечеловеческой боли. Потом он пытался вовсе отказаться от еды, но заботливый шофер чуть ли не силой заставлял своего хозяина есть, чтобы тот не потерял последние силы… Снова все повторялось…
В один из таких моментов Мильгрей, думая, что умирает, поручил своему доверенному лицу разыскать его мать. Он даже не знал, что скажет ей при встрече после того, как она бросила его во младенчестве, но ясно осознавал, что непременно должен ее увидеть.
И Беатрис пришла. Неуверенно, несмело, но все же пришла, и тогда для Лаэрта началось незабвенное время: он обрел наконец ту материнскую заботу, о которой так мечтал в детстве, и теперь даже благодарил свою болезнь. Его мать, которой он совсем не знал, была рядом; ему вдруг на какой-то короткий миг представилось, что он вернулся в детство… Тайком от всех раскаявшаяся мать и простивший ее сын уезжали из города на несколько дней в ту самую глухую лесную сторожку, где никто бы не мог им помешать говорить обо всем на свете… И снова Лаэрт был счастлив, как во времена былого забвения в объятьях Жанни Лагерцин, но только несколько иным счастьем. Теперь в его руке покоилась рука не вымышленного идеала, а настоящей матери, которую он без труда простил и принял, да и просто бы наверно не смог поступить иначе…
Между тем и это счастье оказалось обманом. Лаэрт осознал, что его мать также, как и Жанни, нуждается лишь в его деньгах. Что и говорить о чувствах обманутого сына! Он ведь поверил! Всем сердцем своим, всеми помыслами своими поверил ей, и вот, вновь натолкнулся на холодный расчет…
21
Выслушав рассказ Лаэрта, Сандра не могла сдержать слез. Она с такой остротой прочувствовала все, что пережил он, как будто оказалась на его месте… Ее душа настолько слилась с его душой, что его боль она воспринимала как свою собственную, а его беда была и ее бедой. Если Лаэрт нуждается в материнской ласке, Сандра готова стать ему матерью, не получая ничего взамен, а если он поманит ее за собой, то она пойдет за ним хоть на край света… От того ли, что у нее никого нет в этом городе? Может быть. А может, и нет. Сандра полюбила; любовь не нуждается в объяснении.
Но что это? Ей навстречу спешил Морион. Он всегда был проворным, но теперь его грузное, с виду неповоротливое тело двигалось с удвоенной скоростью, седые волосы сбились на лоб, расширенные от волнения глаза горели неподдельной тревогой. У девушки перехватило дыхание: неужто предчувствие не обмануло ее? Вот старик уже рядом с ней, его рука лихорадочно стискивает ее руку.
— Ему плохо. Не знаю, что случилось… Мы разговаривали и вдруг… вдруг!
Сандра почувствовала, как у нее подгибаются колени — этого просто не может быть! Лаэрт ведь уже совсем поправился!