Д\'Антраг тронулся было в указанном направлении, но пришлось подождать Бриссака — тот с необычайно таинственным видом отвел звонаря в сторонку, что-то долго втолковывал ему, затем, как показалось графу, протянул несколько монет.
— Не пожалел двух экю, зато приготовил милый сюрприз для Армана, — несколько туманно пояснил вернувшийся Бриссак и больше ничего не пожелал рассказывать.
На выезде из деревни они увидели еще одного местного жителя, одетого в невероятно засаленную домотканую блузу и в панталоны примерно той же степени чистоты и опрятности. Деревянными двузубыми вилами мужчина переворачивал сено, разложенное на придорожной лужайке.
— Скажите, любезнейший, мы правильно едем к дому аббата Леру? — поинтересовался граф, решивший, что целиком и полностью полагаться на слова звонаря будет несколько опрометчиво.
Пейзанин разогнулся, и растерянно переводил взгляд с одного путника на другого. Был он немолод — в густо росшей на лице щетине обильно сквозила седина.
«Еще один глухой? — подумал граф. — Уж французский-то язык здесь должны понимать, не Бретонь, где целые деревни бормочут лишь на своем варварском наречии…»
Он повторил вопрос, громко и тщательно выговаривая слова.
Низкий лоб пейзанина собрался в морщины, рука потянулась к затылку… Отреагировал он своеобразно — гаркнул во всю глотку:
— Мари-Николь! Мари-Николь!
Из-за кособокого сарайчика показалась девушка, и граф д\'Антраг на время позабыл, что собирался поставить небольшой научный опыт: выяснить, чем быстрее можно подвигнуть пейзанина к разговорчивости — видом хлыста или же серебряной монеты.
Девушка была хороша — для тех, кто имеет склонность к деревенским, кровь с молоком, красавицам. К тому же одежда ее резко контрастировала с засаленной блузой старика — простое, но чистенькое и нарядное платье. Высокую полную грудь пейзанки даже украшало ожерелье — граф удивился, до сих пор он считал, что деревенские девушки так наряжаются на работу лишь в буколических операх… Однако Мари-Николь принесла деревянные грабли и немедленно пустила их в ход — при том нагнулась в сторону господ столь низко, что содержимое ее декольте заставило де Бриссака с шумом втянуть в себя воздух.
— Аббат… там… — проговорил наконец старик, и показал для верности рукой. Зубы у него были хуже некуда — половины не хватало, оставшиеся потемнели, сгнили, — и, казалось, униженно молили о щипцах зубодера.
Указанное направление соответствовало полученным от звонаря сведениям.
— Если бог действительно создал человека по своему образу и подобию, — несколько минут спустя произнес Бриссак, отличавшийся вольнодумством, — то надо признать, что во внешности господина Б. имеются весьма неприятные черты…
Д\'Антраг промолчал. Затем лейтенант намекнул, что неплохо бы запомнить имя и дом Мари-Николь — он, Бриссак, дескать, охотно бы улучшил бы породу здешних мужланов на каком-нибудь сельском сеновале. Граф вновь ничего не сказал.
Они пришпорили коней и вскоре увидели домик, разительно отличавшийся от домов Сен-Пьера: небольшой, но уютный, аккуратно побеленный, с черепичной крышей.
А еще через минуту на пороге появился привлеченный стуком копыт Арман де Леру.
— Ты в письмах очень мало рассказал о предмете своей страсти, — сказал д\'Антраг, наблюдая, как слуги устанавливают на улице походный стол и выгружают из кареты многочисленные припасы. — Кто она и кто ее родители, о которых ты мельком упомянул?
Граф был несколько удивлен — никаких признаков безумной, страстной влюбленности, столь явно сквозившей в письмах, молодой аббат не проявлял.
— Ее родители… — задумчиво повторил Арман. — Вообще-то ее отец дворянин…
— «Вообще-то» означает, что он из новоиспеченных? — уточнил Бриссак. — Фи-и-и…
Д\'Антраг — чьи предки-графы ходили еще в крестовые походы — улыбнулся самыми кончиками губ. Род перигорских де Бриссаков был возведен в дворянское достоинство тоже не так уж давно, во времена религиозных войн.
— Именно так, — подтвердил Арман. — Причем дворянство дедом Сандрийон получено за подвиг, достойный внесения в исторические анналы, — за излечение застарелого геморроя у самого герцога д\'Аржансона!
— Если бы в геральдической комиссии сидели честные люди, — немедленно подхватил Бриссак, — то центральное место в новом гербе занимало бы седалище военного министра!
Граф взглянул на Армана де Леру с легкой тревогой — как он отнесется к весьма вольной шутке приятеля? Все-таки речь идет об отце возлюбленной…
Арман остался совершенно спокоен. Более того, продолжил рассказ о родне Сандрийон в столь же фривольном тоне:
— А ее мачеха в первом браке была баронессой — и теперь спит и видит, как бы вернуть баронскую корону на дверцы кареты. Выхлопотала для своего благоверного место главного лесничего принца де Рогана — здешний лес принадлежит ему, вы не знали? Неподалеку отсюда по дороге на Бельви расположен один из замков принца, и раз в год, летом, он дает бал для верхушки местного дворянства…
После этих слов господин аббат тяжело вздохнул.