— Понятно, — усмехнулся Белецкий, отворачиваясь.
— Ух, и скандал тогда разгорелся! — будто не замечая его напряжения, продолжала Кетеван. — Ты не представляешь, как отец орал. Мне было строго-настрого запрещено даже думать об Аслане. Но… — она решительно вздёрнула подбородок. — Мы всё равно будем вместе, я верю. Пока что ещё мы оба сильно зависим от родителей, но потом обязательно вырвемся из-под их надзора. Если, конечно, они и сами в конце концов не согласятся на наш брак. А пока что приходится скрываться, врать и изворачиваться. Письма друг другу пишем только "до востребования", на домашний адрес нельзя… Если предки узнают, что мы с Асланом до сих пор общаемся… они меня заживо съедят! Да и ему тоже мало не покажется.
— Но почему они против? — недоумевая, поинтересовался Белецкий. — Раз такая любовь… Лучше бы не мешали счастью своих детей, а поддержали и помогли… Ты не пробовала просто нормально поговорить с ними, всё объяснить? Тем более, тебе уже не четырнадцать, ты вполне взрослый и разумный человек.
— Ты не понимаешь, — она коротко и зло рассмеялась. — Это же вопрос чести семьи и рода, вопрос крови… Мы с Асланом принадлежим разным мирам. У нас разные религии… Да и вообще, у грузин к дагестанцам издавна настороженное отношение. Так сложилось исторически.
— Почему?
— Грузинки ведь красивые, — Кетеван горделиво приосанилась. — Наших девушек в прежние времена частенько похищали турки, дагестанцы и лезгины… Да знаешь ли ты, кто такие лезгины?
Он неопределённо покачал головой.
— Они живут в южном Дагестане, на границе с Грузией и Азербайджаном. Раньше постоянно навещали с набегами грузин, крали коней, девушек… и так далее. На грузинском языке лезгин — "лек", а на лезгинском это же слово означает "орёл"… забавно, правда? Есть даже такое стихотворение…
И, внезапно подобравшись, точно на сцене, расправив плечи и вскинув подбородок, Кетеван вдруг начала декламировать нараспев своим хрипловатым завораживающим голосом — громко, никого не стесняясь:
Откинувшись на спинку высокого барного стула, Белецкий с интересом следил за оживлённой мимикой её лица, за точной жестикуляцией, вслушивался в интонации — что и говорить, Кетеван была прирождённой актрисой. Её, несомненно, ждёт великое будущее… И как это он умудрился не заметить её на вступительных прослушиваниях? Как пропустил?..
Ею невозможно было не залюбоваться. Даже бармен, до этого занятый своими прямыми обязанностями, застыл с полуоткрытым ртом, наблюдая за девушкой, читающей это незамысловатое, но почему-то вынимающее душу стихотворение.
Голос её становился всё более вкрадчивым, нежным, убаюкивающим и обольстительным одновременно.
Она сделала крошечную паузу для того, чтобы отхлебнуть немного из своего стакана — видимо, в горле пересохло, и во время этой секундной заминки бармен умудрился тайком заговорщически подмигнуть Белецкому и показать большой палец, точно одобряя его выбор. Он, вероятно, подумал, что Кетеван — его девушка… Белецкий многое отдал бы за то, чтобы это было правдой.
А Кетеван, встряхнув волосами и торопливо облизнув губы, уже заканчивала стихотворение: