Сандро, не плачь!

Старшие артисты - матёрые, признанные звёзды - относились к своим юным коллегам очень тепло и всегда были готовы помочь дружеским советом и подбодрить.

Роль была не то, чтобы главная, но запоминающаяся, не проходная. Белецкий становился всё более и более узнаваемым. Теперь и шагу нельзя было ступить без того, чтобы кто-нибудь не завопил в восторге: “Ой, смотрите, корнет Салтыков идёт!” Девушки висли на нём пачками. Страшно сказать, сколько их прошло тогда через его постель: вздумай он подсчитать точное количество - сбился бы со счёта. Взрослые партнёры по съёмочной площадке подшучивали над ним: "Дорвался до сладкого - смотри, пацан, не лопни!"

На самом деле, он не “дорвался”. У него сложилось к этому примерно такое же философское отношение, как к еде и питью, без фанатизма. Испытываешь жажду - нужно напиться. Голоден - необходимо поесть. Хочется секса - следовательно, надо с кем-нибудь переспать, благо, недостатка в желающих не было. Зачем отказываться от того, что само плывёт в руки? Ему же легче, не надо тратить время на эти предварительные шаманские танцы с бубнами - ухаживания и прочую ерунду.

Никто и предположить не мог, что за благополучным, даже сияющим внешним фасадом этого юного красавчика скрывалось сильнейшее эмоциональное опустошение. Он был в отличной физической форме - но невероятно измучен морально, выгорев буквально дотла. До предела. Все его эмоции словно поставили на “стоп”. Он застыл, замер изнутри, перестав испытывать какие-либо чувства. Тепло, привязанность, симпатия, не говоря уж о влюбённости - всё это было не для него. Словно скользило мимо, не задевая даже кожу...

В училище он ограничивался тем, что просто смотрел на Кетеван издали. Ему хватало и этой малости... Они не разговаривали уже очень долго: не ссорились, просто постепенно стали друг другу совершенно чужими. Их по-прежнему ставили вместе, в пару - на танцах и на этюдах; они вдвоём выходили на сцену во время учебных спектаклей... Работали в дуэте они всегда отменно, слаженно, искренне поддерживая друг друга. Но едва их отношения пытались хоть чуть-чуть выдвинуться за рамки профессиональных, взгляд Белецкого моментально потухал. Он замыкался в себе и продолжал своё упорное молчание, которое не могли разбить робкие попытки Кетеван поинтересоватся, как у него дела, какие новости.

“Зазнался, - пошёл шепоток по училищу. - Звёздная болезнь накрыла, мы ему теперь не ровня, рылом не вышли!”

Однажды, опаздывая, он ввалился в аудиторию и обнаружил там одинокую Анжелу. Она сидела в совершенно пустом помещении и рыдала навзрыд.

- Что случилось, Климова? - поинтересовался он участливо. - И где все?

- Занятие отменили, - всхлипнула она.

- А ты чего тут сидишь, не уходишь? Кто тебя обидел?

- Вали отсюда, - сердито отозвалась она, утирая распухший красный нос платком. - Не твоего ума дело... тоже мне, добренький нашёлся. Да тебе на самом деле насрать! Как и всем остальным...

И такой у неё был страшный, отчаявшийся голос, что он вдруг по-настоящему испугался.

- Анжел, что с тобой?

И она, поддавшись его сочувствуюшему тону и взгляду, вдруг одним махом выложила, что беременна, аборт делать уже поздно, да она и не стала бы, боится, что потом вообще не сможет иметь детей, а будущий счастливый отец послал её куда подальше, потому что он взрослый и уважаемый человек, у него другая семья, официальная, в которую какая-то провинциальная студентка ну никак не вписывается.

- А предохраняться его в семье не научили? - растерянно, не зная, чем тут можно помочь, пробормотал Белецкий в ответ на эту внезапную исповедь.

- Это я виновата... - прорыдала Анжела. - Я сама всё подстроила... Я думала... надеялась, что если “залечу”, он точно разведётся со своей грымзой.

- Дура, - коротко и беззлобно выдохнул он. - И что теперь ты собираешься делать?

- Теперь уж ничего не поделаешь... Мать меня убьёт, она ещё не знает. Никто не знает... Прямо хоть иди - и с моста прыгай... ну куда мне одной, с ребёнком... в Москве я не смогу остаться... ни карьеры, ни законченного образования... мать-одиночка... у нас в городе все пальцем будут показывать... - она заревела с удвоенной силой.

Решение пришло ему в голову мгновенно. Он даже сам удивился этой простоте и ясности.

- Слушай, Климова... выходи за меня, а?

Анжела от шока даже перестала икать.

- Ты рехнулся?

- А чего? Успокоишь своё семейство, завершишь образование, родишь ребёнка в законном браке...

- Тебе-то это зачем?

- Ты права, по большому счёту - незачем. Но я ничего и не теряю. Просто... сам я едва ли когда-нибудь женюсь, в смысле - по любви, - его губы искривила болезненная усмешка. - А тут... просто дружеская помощь. Тебя это ни к чему не обязывает. Меня тоже. Мы даже спать друг с другом не будем. Распишемся - и всё. Кому какое дело?

- А ребёнок? - она всё ещё не понимала.

- Нет, всё-таки, ты дура, - укоризненно вздохнул он. - Скажем, что он мой. И запишем меня отцом.

Анжела недоверчиво прищурилась.

- Я не пойму, в чём подвох, Белецкий.