…Перед стычкой под Пугнионом Гулям Магог проник в кишлак, чтобы разузнать жив ли Медведь и нельзя ли его выручить. Богатая одежда и чалма делали разведчика неузнаваемым. Уже в темноте он пробирался вдоль стен по необычно оживленным улочкам Пугниона. Гулкий топот копыт и звон оружия заставили его свернуть через низенькую калиточку во двор мечети. Толстяк неторопливо поднялся на каменную террасу и, усевшись с достоинством у основания резной колонны, принялся усердно молиться, делая временами перерывы для благочестивых размышлений. Религиозные упражнения отнюдь не мешали ему внимательно приглядываться ко всему, что творилось во взбудораженном, потерявшем сон кишлаке. Много увешанных оружием всадников в богатых халатах проезжало взад и вперед по улице мимо мечети; кругом сновали прохожие, но никто не заглядывал во двор, никто не обращал внимания на усердного богомольца. Магог вскоре так осмелел, что выбрался на обочину дороги и стал заводить разговоры с прохожими. Его способность болтать без удержу пригодилась как нельзя кстати. За время, оставшееся до рассвета, он успел выведать, сколько примерно воинов ислама в басмаческой шайке, куда они намерены двинуться утром, где сидит под замком старый ученый…
Весь пронизываемый дрожью нетерпения, Магог подумывал уже отправиться на выручку Медведя, как вдруг новый отряд конных басмачей с шумом, гомоном заполнил улицу. С необыкновенной для его грузной фигуры легкостью Гулям скользнул во двор мечети и снова уселся на колонны. Недоумевая, что это все значит, он с тревогой вглядывался в остановившихся перед кирпичной оградой всадников. Он не двинулся с места и тогда, когда к нему направились два нукера, хотя сердце его сжалось и ухнуло куда–то вниз. По донесшимся обрывкам фраз Гулям успел только сообразить, что сам Кудрат–бий, проезжая мимо мечети, обратил внимание на некое духовное лицо, молящееся с превеликим рвением в столь неурочный час, и пожелал с ним лично познакомиться.
Очень почтительно, под руки, Гуляма повели с лестницы во двор, где на огромном вороном коне каменной глыбой высилась фигура грозного курбаши.
— Кто вы, возносящий в ночной час молитвы к престолу божию? — вежливо спросил Кудрат–бий.
Толстяк растерялся. Меньше всего рассчитывал он встретиться лицом к лицу с самим парваначи.
— Я раб аллаха, ваша милость, пыль на стопах ваших, высочайший из начальников, — набравшись духу, заговорил разведчик. — Возношу молитвы за правое дело мусульманского воинства.
Ответ, по–видимому, понравился Кудрат–бию.
— Приятно видеть такое усердие в делах молитвы.
Курбаши подобрал поводья, намереваясь, очевидно, двинуться дальше, и Гулям Магог внутренне возликовал, надеясь, что его оставят в покое. Но рыжий ясаул быстро наклонился к толстяку и спросил:
— Почтенный, как проехать к сафарбаевскому дому? Вопрос застал разведчика врасплох. Он понятия не имел, кто такой Сафарбай и где он живет. В полном смятении Гулям невнятно забормотал: «Налево… немного направо… высокие ворота». Он чувствовал, что земля уходит из–под ног, что пришел его последний час. Ясаул грубо оборвал его:
— Что вы болтаете? Вы разве не здешний?
— Я… я… Мы…
Гулям, как всегда в минуты расстройства, вспотел. Он только хотел сказать что он местный житель, когда сбоку прозвучал голос:
— Нет, это не здешний человек.
Хорошо одетый селянин, очевидно, кто–нибудь из богатеев кишлака, выступил немного вперед. — Нет–нет, — повторил он, — я не знаю этого человека, господин бек, у нас нет такого толстопузого. Ни у нас, ни в нашей долине. Да у него и разговор не наш, какой–то кашгарскии разговор.
«Пропал, пропал!» — мелькнуло в голове Гуляма.
— Эй, ты! Кто ты? — заорал ясаул. Он наклонился и схватил Гуляма за ворот халата. — Кто ты? Ну?
Горячая волна обдала спину Гуляма. Глаза застлала серая пелена. Мозг лихорадочно работал в поисках выхода.
Положение было совсем незавидное. Кругом теснились вооруженные до зубов нукеры, беспокойно прислушиваясь к разговору. В поведении кудратбиевских головорезов, в их суетливых движениях, бегающих глазах чувствовались неуверенность, смятение. Гулям отлично понимал, что достаточно неудачного с его стороны слова, и по знаку Кудрат–бия его разорвут в клочки. Дорого бы дал толстяк за то, чтобы сейчас прогремел выстрел–сигнал атаки на Пугнион.
Но сигнала не было. Кудрат–бий совсем низко склонился с седла, разглядывая Магога, нервно перебиравшего четки.
Молчание затянулось. Его нарушил все тот же ясаул:
— Уж не разведчик ли ты? — рявкнул он так, что Гулям отшатнулся.
Кудрат–бий хрипло рассмеялся.
— Ну, где там, разве на красноармейских щах и каше можно распустить такое торгашеское брюхо! Смотрите, как его разнесло.
Счастливая мысль осенила Гуляма. Он согнулся в подобострастном поклоне и плачущим голосом запричитал:
— Великий из величайших беков! Достопочтеннейший столп веры! Избавьте достойного мусульманина от грубостей бессовестных мужланов. Справедливости! Справедливости!
— О чем просите? — холодно проговорил Кудрат–бий.
— О украшение мира! О великий из величайших!
— В чем дело?