Санджар Непобедимый

Несомненно, это был тот самый кишлак Кенегес, о котором говорил Али–Мардан. И название, и многие приметы совпадали. Но как быть дальше? Где искать дом, в котором были оставлены сокровища рудника Сияния? А быть может, нет никаких сокровищ, может быть, они давно исчезли?

Снова и снова Ниязбек вглядывался в желтые квадратные мазанки, стараясь угадать, какая же из них? Навстречу попадались одинокие прохожие. Мужчины отчужденно бормотали приветствия, не проявляя ни малейшего желания вступить в беседу с незнакомцем, имевшим слишком независимый вид, женщины же, пугливо сверкнув черными глазами и кое–как натянув на голову халат, стремглав кидались за первый попавшийся дувал.

Целая свора злобно лаявших овчарок следовала за всадником по пятам; собаки высоко подпрыгивали, стараясь вцепиться в его сапог зубами.

Что предпринял бы дальше Ниязбек — трудно сказать. Никакого готового плана у него в голове не было.

Помог случай. Проехав мимо медленно шагавшего навстречу по пыльной тропинке старика, Ниязбек вдруг сообразил, что уже видел это лицо с седыми клочковатыми бровями, бегающими глазами и недовольно выпяченной нижней губой.

Он стремительно обернулся и встретился с злым взглядом прохожего.

Тенгихарамский помещик и старик внимательно изучали друг друга. Они не произнесли ни слова.

Нет, ничего в этом человеке не было примечательного. Самое заурядное, грубо вылепленное природой лицо, каких в степи можно встретить немало. И в одежде не было ничего своеобразного. Большая грязная чалма, потрепанный, посеревший от пыли желтый халат, запыленные порыжевшие сапоги. Обыденная одежда степняка.

Прохожий тоже остался, видимо, недоволен осмотром. Вобрав голову в плечи, он отвернулся и пошел своей дорогой.

В эту минуту Ниязбек вспомнил:

«Гузар. Питейный дом, ярко освещенная богатая михманхана. Так вот кто!»

— Эй, Сайд Ахмад!

Прохожий резко обернулся.

— Что надо? — огрызнулся он. Вдруг лицо его просветлело. — А, это вы? То–то, смотрю, где я этого человека видел? Что вы у нас делаете?

Длинно и туманно Ниязбек начал рассказывать, как он попал в Кенегес, но Сайд Ахмад снова помрачнел и поспешно перебил собеседника:

— Хорошо, хорошо, только не здесь разговаривать, на дороге…

И взглядом показал в сторону. Там, на краю тропинки словно из–под земли выросли пять или шесть дехкан. Лица их были равнодушны и непроницаемы, только по глазам можно было заметить, что они крайне заинтересованы и слушают с напряженным вниманием.

Громко, чтобы все слышали, Сайд Ахмад заговорил:

— Пожалуйте, любезный странник. Будете гостем. Прошу в мою хижину, отдохните с дороги. А там и поговорим о делах.

Он высокомерно посмотрел на дехкан и пошел по тропинке, показывая дорогу.

Сайд Ахмад привел Ниязбека к стоявшему на отлете домику, выделявшемуся среди остальных мазанок кишлака Кенегес только несколько более крупными размерами и небольшим, огороженным дувалом, двором.

Проводив неожиданного гостя в низкую, темную комнату, Сайд Ахмад сделал широкий жест рукой и стонущим голосом протянул:

— Прошу, прошу. Вот как живем мы теперь, мы, кому принадлежала половина здешней степи. Вот все, что оставили большевики и их отродье нам, мусульманам.

И он запричитал, по–бабьи охая и всхлипывая. Он вскакивал, выбегал, отдавал кому–то распоряжения, снова возвращался, присаживался на пыльную кошму и все жаловался на горькую судьбу, на неблагодарных, и неизменно возвращался к революции, из–за которой он потерял и имение, и стада, и жен.

— Хочу, друг, все бросить, уйти в священный город мусульман —Мазар–и–Шериф.

— Но это в стране афган… Там, если в таком виде приедете, — Ниязбек окинул взглядом скромную одежду степняка, — в таком виде никто, кроме черной кости, с вами и разговаривать не захочет. Там глаза открываются только при сиянии золота и шелесте шелка.

Сайд Ахмад вздохнул:

— Знаю, и потому только согласился воспользоваться гостеприимством здешних вшивых пастухов. Они из рода кенегес, и я кенегес. Вот и живу. Только…

— Что только?

— Только и устои рода рушатся. И среди кенегесцев завелись большевики. Подымают голос. Того и гляди…

Только теперь Ниязбек рассмотрел, как изменился грозный помещик. Он осунулся, постарел. Руки дрожали.

— Что случилось?

Сайд Ахмад только безнадежно покачал головой.

— Из Каршей приехали… Хотели арестовать. Еле от них ушел.

Он снова тяжело вздохнул.

Оба долго и жадно ели из грубой деревянной миски. Ниязбек так был поглощен своими мыслями, что и не разобрал толком, чем его накормили…

«Говорить ему или не говорить? Лучше, конечно, не говорить. Но как тогда найти? А этот Сайд Ахмад, оказывается, кенегесец. В степи родовые устои крепки…»

Он решился.

Кратко рассказав о кладе, оставшемся в одном из домов кишлака, Ниязбек попросил помощи.

— Трудное дело, темное дело, — покачал головой Сайд Ахмад, но глаза его загорелись алчным огнем. — Трудное дело. Как узнать, как узнать? Вот разве поговорить с Дедом.

— А кто такой Дед?

— Самый старый в роде. Без него ничего не делают. Все его слушают. — Ниязбек поднялся: — Идемте к нему.

— Зачем же? Подождите. — И он позвал: —Айниса! Айниса!