Санджар Непобедимый

— Эмира? — удивленно пробормотал Касым.

Им овладели сомнения. Едва только непрошенные гости ушли, Касым уехал из кишлака. Нахлестывая коня камчой, он бормотал: «камешки», «большая сила», «достояние народа», «гнев эмира».

Пересчитывая камни в михманхане Сайд Ахмада, Ниязбек нечаянно посмотрел в открытую дверь на расстилавшуюся до самого горизонта степь.

— Смотрите. Кто это едет?

— Это Касым!

— Куда он поехал?

Скотовод не отвечал. В бессильной злобе он сжимал и разжимал кулаки. Ниязбек встревожился:

— Надо скорее убираться отсюда. Этот человек приведет в кишлак кого–нибудь… кого не нужно.

Они долго следили за медленно удалявшимся всадником.

— Когда он доберется до Кассана? — спросил Ниязбек.

— Утром… если будет ехать всю ночь.

Ни слова не говоря, тенгихарамский помещик вышел во двор и начал седлать коня. Сайд Ахмад последовал его примеру. Сборы были недолги. Когда кишлак погрузился в сумерки, из саидахмадовской усадьбы выехали два всадника. Они ехали почти неслышно по дороге, устланной толстым слоем пыли. Тем не менее, их услышали.

У подножья холма от приземистого кишлачного домика отделилась тень. На дорогу вышел человек. Густым басом он проговорил:

— А, здравствуйте, хозяин!

Сайд Ахмад нетерпеливо бросил:

— Здравствуйте. Что вы стали на дороге? Что вам надо?

Дехканин сделал шаг в сторону.

— Дорога ночью полна неудобств. Если позволите посоветовать, лучше не ездите.

— Убирайся ты лучше со своими советами…

— Лучше поверните лошадей назад, — сказал дехканин, — вас ждут неприятности на ночной дороге.

«Хлестнуть коня. Сшибить окаянного дурака, посмевшего встать на дороге. Ускакать. Да и кто догонит их на жалких кляченках?» Мысли мелькали как вспышки зарниц…

Но в голосе дехканина, звучавшем глухо, было что–то, внушавшее Ниязбеку тревогу. За низким дувалом и дальше по улочке слышалось шуршание подошв, сдержанные голоса, покряхтывание. Может быть, это были обычные шорохи ночного селения, и только обостренное тревогой воображение видело в них угрозу, но, во всяком случае, промелькнувшие позади одного из строений две тени с длинными предметами, весьма напоминающими тяжелые старинные ружья, никак нельзя было принять за галлюцинацию. Заметил эти тени и Сайд Ахмад. Неожиданно мягко он проговорил:

— Дружок, вы напрасно волнуетесь. Мы хорошо знаем свой путь. Мы хотим попасть на зимовку в Самык–кудук. Там завтра свадьба…

— Нет, не ездите, хозяин, — упрямо твердил дехканин.

— Нам очень нужно…

Тогда вмешался Ниязбек. Он наклонился к скотоводу и шепотом сказал ему:

— Вернемся. — Громко он проговорил: — Спасибо, друг. Вы правы… Мы поедем завтра утром.

В полном молчании они поднялись на вершину холма, спешились и, крадучись, задами глиняных мазанок начали пробираться на кассанскую дорогу. Казалось, все благоприятствовало им: и разбросанность домов кишлака, и бесчисленные тропинки, пересекавшие во всех направлениях холм, и тьма безлунной ночи. Весь кишлак, как обычно бывает в степи, лег спать с заходом солнца, и даже собаки как–то нехотя и лениво ворчали, провожая беглецов.

Но выбраться из селения не удалось и по кассанской дороге. И здесь их поджидали. Более того, Ниязбек и Сайд Ахмад убедились, что за каждым их шагом следили. Ужас начал проникать в их души, когда они увидели, что кишлак Кенегес не выпускает их.

Пришлось вернуться.

Добравшись до михманханы, Ниязбек свалился на ковер.

— Что они хотят от нас? — бормотал Сайд Ахмад. Нижняя губа у него отвисла, обнажив желтые корешки гнилых зубов.

— Проклятая! — сорвалось с губ Ниязбека. — Это ваша жена разболтала всему свету. Свернуть надо подлой шлюхе шею… Где она?

Скотовод, не отвечая, возился с фонарем.

— Надо посмотреть, не подслушивает ли это дерьмо опять под дверью. Пойдите же! — крикнул раздраженно Ниязбек.

— Да нет же, я смотрел. Ее нет в доме. Когда мы уезжали, она спала. А теперь ее нет.

— Хорош муженек! Жена шляется где–то, треплет подол своей рубашки по чужим одеялам, а ему все равно.

— Молчите, мой бек! — в дрожащем голосе Сайд Ахмада зазвучало глухое раздражение. — Молчите о чужой жене. Вот скажите, что нам делать? А?

Ниязбек высыпал на скатерть драгоценные камни и начал раскладывать их на три кучки. В одну кучку он клал по три, в другую — по два и в третью — по одному камешку. Скотовод с интересом следил за ним, временами прислушиваясь к тому, что творится за дверью. Но там царила полная тишина. Наконец, он спросил:

— Что вы делаете, мой бек?

— Вот это эмиру, — показал Ниязбек на самую большую кучку, — а это вам. И он ткнул пальцем в самую маленькую.

Даже при слабом свете фонаря можно было заметить, что Сайд Ахмад передернулся. Он ничего не сказал, а только тяжело, с присвистом вздохнул. И этот вздох был так красноречив, что Ниязбек невольно поднял голову. Посмотрев на скотовода, он небрежно заметил:

— Что такое вы? Вы только оказавший нам гостеприимство. И ваша доброта возмещена сторицею. Каждый камешек — богатство, а смотрите сколько я вам отсыпал. Ну, так и быть великий эмир не сочтет за обиду, если… мы возьмем у него немножко.