Санджар Непобедимый

У скалистого обрыва в тени большого карагача пряталось жилище угольщика — благообразного, крепкого горца с длинной седой бородой. Вся усадьба состояла из бедной, но очень опрятной хижины, на крыше которой стояли аккуратно сложенные башенки кизяка, и овчарни, прилепившейся к огромному, величиной с двухэтажный дом, валуну. Выше, на склоне горы, стоял каменный скелет полуразрушенного мазара.

Пока Кошуба, Санджар и Ниязбек беседовали с угольщиком, Медведь и Джалалов с наслаждением умывались ледяной водой ручья, пахнущей мятой и неуловимой горной свежестью. Медведь намылил голову и лицо и, плюясь розовой пеной, ворчал:

— Нет, тут нечистое дело.

— Думаете, эти горцы?

— Какое там!.. Они нас уважают.

— А камень?

— Я камня не видел.

— Я тоже…

Сложив в мешок мыло, зубную щетку и полотенце, Медведь вручил все это Джалалову и кратко заявил:

— Ну, я пойду. Спросят — скажи, пошел пройтись! проветриться.

Если бы внимание Медведя не было целиком отвлечено крутым и опасным спуском по каменистым осыпям, он заметил бы пробиравшегося вслед за ним среди камней и кустов фисташки, барбариса и горной ольхи одетого во все темное человека. С величайшим интересом человек следил за каждым движением Медведя, чмокая от удивления губами, когда старик ловко и легко пробирался по опасным крутизнам. Сам преследователь не отставал от него ни на шаг, скользя, как тень, и не производя ни малейшего шума. Вскоре эта предосторожность стала излишней, так как внизу, на дне сырого и мрачного ущелья шум бешеного голубого потока полностью заглушал все звуки.

Теперь стало ясно, куда шел Медведь. Очень высоко, чуть заметной чертой на красноватой, вертикально падающей груди горы тянулся овринг, по которому недавно прошел отряд. Прыгая и скользя по захлестываемым водой скользким глыбам, пробираясь местами на четвереньках Медведь, наконец, добрался до цели. Неслышно взмахивая гигантскими крыльями, от туши лошади оторвались безобразные птицы. Массивные, крючковатые клювы и огромные, похожие на железные крючья когти их были запятнаны липкой кровью. Медленно и угрожающе кружились они над человеком, осмелившимся помешать их трапезе, но так и не решились напасть на непрошенного гостя.

Холодок пробежал по спине Медведя и тошнотворное чувство поднялось к горлу, когда он увидел распоротое брюхо недавно еще красивого, горячего, как ветер, коня Ниязбека. Медведь присел на корточки около истерзанной туши животного и начал тщательно осматривать его грудь и шею. К счастью, он поспел во–время, стервятники успели распотрошить только брюхо лошади.

Через минуту Медведь крикнул:

— Я так и знал!

Ни он, и никто другой, конечно, крика этого из–за шума реки не смог услышать, но в то же мгновение Медведь инстинктивно обернулся. Рядом с ним стоял проводник и с любопытством следил за его движениями. Горец улыбнулся, показав в густой заросли бороды ряд ослепительно белых зубов, и, успокоительно закивав головой, наклонился к лошадиной туше. Одним ударом ножа он вспорол кожу мышцы на груди лошади и протянул Медведю небольшой кусочек металла.

— Пуля! — закричал Медведь.

Хотя таджик ничего не услышал, но по выражению лица Медведя он, очевидно, сообразил, в чем дело, и понимающе закивал головой. Он поднял кулак и потряс им по направлению висящего высоко над их головами овринга, а затем в сторону хижины угольщика, где расположился на отдых отряд.

По дороге проводник молчал. Уже на самом верху тропинки он проговорил:

— Шакал крадется по следу льва.

— А? Что вы сказали? — удивился Медведь, но горец снова замолк.

Только часа через два Медведь и проводник выбрались на дорогу. Шатаясь от усталости, они дошли до усадьбы угольщика. Кошуба, стоявший у ворот, издали кричал:

— Эгей, Медведь, вы опаздываете к плову! Поторапливайтесь.

— Смотрите, — показал старик пулю.

Командир покачал головой и окликнул Санджара. Тот ничего не сказал, но лицо его потемнело.

Подошел встревоженный Ниязбек. Он посмотрел на пулю, взял ее и повертел между пальцев.

— Так и знал, — заметил он, — так я и думал… Иначе почему бы ни с того, ни с сего мой Серый стал на дыбы?

— А зачем вы стреляли? — вырвалось у Медведя.

— Ох, вы напрасно трудились, уважаемый, — сказал Ниязбек, улыбнувшись. — Когда эти проклятые таджики потревожили камни, и они посыпались на нас, я испугался. Я подумал, что они злоумышляют плохое, ну и вытащил револьвер… Когда я взмахнул им, он сам собой выстрелил. Я не знал только, что попал в Серого. Бедный Серый.

С минуту Санджар испытующе смотрел в лицо Ниязбека.

— Ну, мы тут заболтались, — медленно проговорил Кошуба, — там ужин перепарится…

Вечером к костру, где сидели Джалалов, Медведь и несколько красноармейцев, подошел Кошуба. Закурив свою люльку, он вдруг со злостью сказал:

— Память у меня отшибло что ли в этих горах…

Медведь хмыкнул что–то под нос. Остальные с любопытством повернули головы к командиру.

— Этот святоша на ишаке, письмоносец Кудрат–бия. знаете, кто он? Он нас в Янги–Кенте угощал. Как его… Смотритель вакуфа Гияс–ходжа.

Все теперь припомнили, что, действительно, это был тот самый мутавалли.

Сердито кашлянув, Кошуба добавил: