Санджар Непобедимый

Протянув правую руку Кошубе, толстяк, в точном соответствии с правилами вежливости, поддерживал ее под локоть левой рукой и отвешивал быстро поясные поклоны.

Кошуба пожал протянутую руку.

— Слушай, друг, ты, наверно, очень много кушаешь, неожиданно усмехнулся командир. — Посмотри на себя. Ты без малого пудов семь потянешь.

Гулям не усмотрел обидной иронии в словах командира.

— Пища идет впрок здоровому, — присказкой ответил он. Потом добавил:

— Начальник, я хочу быть воином.

— А как я посажу тебя на лошадь? Ни одна коняга не выдержит, спина продавится, — командир пытливо разглядывал пастуха.

— Друг, ты богу молишься? — неожиданно спросил он.

Горец был застигнут врасплох. Он что–то пробормотал относительно веры отцов и милосердия аллаха.

— То–то же. Я давеча тебя, кажется, видел. Ты свою козлиную шкуру разостлал и в сторону Мекки клал земные поклоны. Правда?

Голос Кошубы стал сухим, резким.

Мгновение он всматривался в посерьезневшее лицо толстяка, затем отвернулся. Гулям постоял немного, переминаясь с ноги на ногу.

— Господин, — тихо пробормотал он, — товарищ господин. Я бѵду ходить пешком.

— Пешком?

— Да, лошади мне не надо.

— Хорошо, товарищ Гулям, с сегодняшнего дня вы — боец Рабоче–Крестьянской Красной Армии.

Лошадь — здорового толстоногого битюга Гуляму все–таки выдали. Но в походах он предпочитал ходить пешком, ведя коня в поводу. Он боялся, как бы действительно тяжестью своего тучного тела не повредить лошади.

Грузность не мешала Гуляму без видимых признаков усталости проходить в день двадцать–тридцать километров по горным тропам и тяжелым перевалам.

Горец улыбался все так же безмятежно. Молиться богу он скоро бросил…

Настоящее имя Гуляма было в отряде предано забвению: все звали его довольно обидно — Магогом, по имени знаменитого своим обжорством великана–людоеда из узбекской сказки.

В силу странной привычки, Гулям не отвечал ни на один вопрос прямо. Достаточно было спросить его о чем–нибудь самом простом, как глаза Гуляма прищуривались, в них появлялась бездна лукавства, и он начинал нести совершенную околесицу, далекую, на первый взгляд, от какого бы то ни было здравого смысла. Магог был само простодушие и наивность.

Всем было известно, как бережно хранился в тайне маршрут экспедиции и все, что было с ним связано: места остановок, даты, часы выезда. Каждый понимал, что его «душа и тело» зависят целиком и полностью от его собственной осторожности. Неведомая страна простиралась по обе стороны от дороги на много дней пути. На скрипучих арбах тяжелым грузом лежали ящики, а ценность груза была хорошо известна не только тем, кому надлежало о том знать.

…В чайхане было довольно шумно, когда туда пришел Магог. Он взял чайник чаю и стал с интересом следить за партией в шахматы, которой увлеклись Медведь и Джалалов.

Вдруг, без всякого видимого повода, Магог вполголоса заметил:

— Каменная Дорога царей — ночью плохая дорога.

Шахматисты посмотрели на толстяка. На лице его блуждала хитроватая усмешечка.

— Милочка, — наконец выдавил из себя Медведь, — дорогуша, а при чем тут Дорога царей?

Медведь отлично знал, что по Дороге царей экспедиции предстоит двинуться сегодня ровно в двенадцать ночи в путь из Байсуна дальше на восток.

Толстяк упрямо повторил:

Дорога царей — плохая дорога. Камни. Все колеса в темноте поломаем.

— Может быть, вам дополнительно известно, когда мы двинемся в путь? — съязвил Медведь.

Несмотря на запутанную форму вопроса, Гулям отлично уловил намек.

— Ровно в полночь, — и прибавил, улыбаясь все так же наивно: — Если арба сломается, если ящики упадут, если ящики сломаются, если деньги рассыплются, — в темноте их не соберем.

Тогда Джалалов резко спросил:

— Слушай, Магог, говори, наконец, в чем дело?

С лица Магога моментально исчезла усмешка. Глаза метнулись по сторонам. Он шепотом сказал:

— На базаре… Там плохие люди. Все выглядывают и выспрашивают. У некоторых караванщиков и арбакешей язык длинный, как чалма имама… болтают много. Сейчас я скажу одно дело. Вы только не оборачивайтесь. За вашей спиной в углу арбакеши в кости играют с таким плохим человеком. И все «дыр–дыр, дыр–дыр» болтают.

— Пойдем к командиру, — тихо проговорил Джалалов.

Не спеша, они поднялись и вышли из чайханы. Как бы невзначай Джалалов посмотрел в угол. Широкоплечий здоровяк шептался в углу с арбакешами. Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы определить, кто это был такой. Маскарад был довольно наивный: из–под дехканского халата выглядывал дорогой шелковый камзол, перетянутый военным кожаным ремнем.

Когда этот «бедняк» был допрошен, он оказался одним из ближайших помощников самого Кудрат–бия.

Гулям–Магог получил первую благодарность по службе.