Саня Дырочкин — человек общественный

— Что случилось, Екатерина Семённа?! — воскликнула Галина Ивановна.

Все подняли головы. Только Севка продолжал писать. Он немного отстал при диктовке и теперь воспользовался остановкой, догонял ребят.

— Несчастье! — всхлипнула кассирша. — Я обхожу всех, кто завтракал в большую перемену…

Севка наконец отложил ручку.

— …У меня выявилась значительная недостача. — Кассирша платком промокала слёзы.

Галина Ивановна нахмурила брови, в её голосе прозвучали металлические нотки:

— Надеюсь, вы не думаете, что виноваты в этом мои дети?!

— Я вообще никогда ничего не думаю, — сказала кассирша, — только, пожалуйста, объясните, каким образом в раздаточном окошке оказался чек… на тридцать рублей ноль-ноль копеек?! И почему в кассе нет таких громадных денег?! Последний мальчик, говорят, взял один стакан чая, тогда как выбита тыща стаканов.

И Екатерина Семёновна подняла над головой белый квадратик чека с дыркой в серединке.

Севка стал сразу же смертельно бледным. Вылитый покойник, одно лицо.

— Беда! — оплакивала себя кассирша. — Из каких денег я должна оплачивать недостачу?!

Класс молчал. Никто не знал, как помочь пострадавшему человеку.

И тут Байкин стал поднимать руку. Он это делал медленно и тяжело, точно к его ладони был привязан огромный груз.

— Ты что-то хочешь сказать, Сева?! — тихо и даже ласково спросила Галина Ивановна. — Может, ты что-нибудь знаешь?

Севка открыл рот, но никто его слов не расслышал. Кажется, у него стал заплетаться язык от горя.

— Кажется, это я… я… всё перепутал… — снова произнёс Севка.

— Ты?! — не поверила Галина Ивановна. — Но зачем тебе столько чая?!

А кассирша вдруг закричала:

— Вот он, вот мой разоритель! Пускай он скажет, куда делись ещё девятьсот девяносто девять стаканов?

Галина Ивановна вежливо попросила:

— Успокойтесь, Екатерина Семёновна. Байкин — честный мальчик. Он объяснит всё сам. Говори, Сева.

— Вашему Севе нужно ведро берёзовой каши! — крикнула зло кассирша.

Мы знали, что «берёзовой кашей» называют серьёзную взбучку. И Севка, мне кажется, в ту трагическую минуту готов был принять любое тяжёлое наказание.

— Вы ушли, — пытался объяснить Севка, — а Федя Поликарпов захотел ещё стакан чая… Я положил в кассу три копейки… Все видели. И нажал кнопку. А чек сдал в раздаточное окошко… Я был ответственным за сегодняшний завтрак. Я старался.

— Но разве ты знал, на какую нажимать кнопку?! Ты что, учился на кассиршу?! — кричала кассирша.

— Нет, не учился, — тихонько пробормотал Севка. — Но я нажал всего один раз, а выбилась тыща…

Галина Ивановна сурово глядела на Байкина.

— Какое легкомыслие, Сева! — воскликнула она. — Нет, не легкомыслие даже, а больше!

Екатерина Семёновна подхватила:

— Вот-вот! Сегодня ты, мальчик, выбил тыщу стаканов чая, завтра выбьешь десять тысяч тарелок супа, а послезавтра — сто тысяч порций мяса! А деньги? А недостача?!

Я подумал: ну и денёк! Сначала владелец машины, потом ограбленная Севкой касса! Нужно быть осторожнее с полезными делами.

— Простите меня, Екатерина Семёновна! — извинялся Байкин. — Я больше никогда не буду кассиршей!

Но Екатерина Семёновна не собиралась прощать Севку. Она, уходя, так сильно хлопнула дверью, что на пол повалились все орфограммы.

После уроков я попросил звёздочку задержаться, обсудить Севкин поступок.

— Товарищи! — начал я грустно. — Сегодня Байкин едва не ограбил кассиршу на девятьсот девяносто девять стаканов чаю, что равняется в сумме двадцати девяти рублям девяносто семи копейкам.

Севка украдкой глотал слёзы.

— Но я же хотел как лучше! — воскликнул он. — Ты, Саня, знаешь!

— Знаю, — подтвердил я, очень жалея Севку. — Но что делать, если преступление всё-таки было.

— Было, — уныло кивнул Севка.

— Нужно придумать Севке исправительно-трудовые работы, — сказал Фешин. — Пусть делами доказывает, что он хороший.

Люська повела плечами:

— Мы для себя-то работу не можем придумать, а здесь — преступник.

— Что значит «не можем»?! А перевод стариков через дорогу?! — напомнила Майка.

— Ему недостаточно перевода, — усомнилась Люська. Ей явно хотелось усилить наказание Севке.

— Смотря как он будет стараться, — вступился я за друга.

— Что есть силы, Саня! — выкрикнул Севка.

Встречу назначили на четыре. Решили, что вся звёздочка, кроме Майки и Татки (они сегодня заняты переноской виолончели) выйдет к магазину «Юбилей».

Проголосовали единодушно, но Поликарпов почему-то так и не опустил руку.

— Что, Федя? — спросил я.

— Я не смогу сегодня, — сказал Поликарпов. — Мне нужно сходить за сестрёнкой в садик, потом ещё мама просила купить хлеба, картошки и мыла. — И Федя вынул из кармана рубль и показал ребятам.

Молчание было долгим.

— Что-то маловато денег на такую уйму товаров! — усомнился Фешин, хотя сам, как известно, никогда не ходил за картошкой.

— Столько и стоит! — сказал Федя.

Все поглядели на Люську: что-что, а цены-то она хорошо знала!

Люська кивнула.

— Если Федя не может, — явно обрадовался Севка, — то я готов за него поработать, буду переводить за двоих.

— Запросто! — поддержал я друга.

Было приятно, что Севка от пережитого горя стал много добрее.