Санин

— Как? — спросила девушка.

— Я выстрелю, — пояснил Юрий, вынимая револьвер.

— А не обвалится?

— Не знаю, — почему-то ответил Юрий, хотя был убежден, что не обвалится, — а вы боитесь?

— Нет… Ну… стреляйте… — немного отодвигаясь, сказала Карсавина.

Юрий вытянул руку с револьвером и выстрелил. Сверкнула огненная полоска, дым, едкий и тяжелый, мгновенно затянул все кругом, и глухой гул тяжко и сердито пошел по горе. Но земля висела так же неподвижно, как и раньше.

— Только и всего, — сказал Юрий. Идем.

Они пошли назад, и когда Карсавина повернулась к Юрию спиной и он увидел ее крутые сильные бедра, опять то же желание пришло к нему и стало трудно с ним бороться.

— Послушайте, Зинаида Павловна, — сказал Юрий, сам пугаясь своего голоса и вопроса, но притворяясь беззаботным, — вот интересный психологический вопрос: как вы не боялись со мною идти сюда?.. Вы же сами говорите, что если крикнуть, то никто не услышит… А ведь вы меня совсем не знаете…

Карсавина густо покраснела в темноте, но молчала.

Юрий дышал тяжело. Ему было жгуче приятно, точно он скользил над какой-то бездной, и в то же время жгуче стыдно.

— Я думала, конечно, что вы порядочный человек… — слабо и неровно пробормотала девушка.

— Напрасно вы так думали! — возразил Юрий, все тешась тем же жгучим ощущением. И вдруг ему показалось, что это очень оригинально, что он говорит с ней так, и что в этом есть что-то красивое.

— Я бы тогда… утопилась… — еще тише и еще больше краснея, проговорила Карсавина.

И от этих слов в душе Юрия появилось мягкое жалостливое чувство. Возбуждение сразу упало, и Юрию стало легко.

«Какая славная девушка!» — подумал он тепло и искренне, и сознание чистоты этой теплоты и искренности было так приятно ему, что слезы выступили на его глазах.

Карсавина счастливо улыбнулась ему, гордая своим Ответом и его безмолвным передавшимся ей одобрением.

И пока они шли к выходу, девушка с странным волнением думала о том: почему ей было так не обидно, не стыдно, а волнующе приятно, что он спрашивал ее об этом.

VI

Оставшиеся наверху, постояв у пещеры и поострив над Сварожичем и Карсавиной, расселись на берегу. Мужчины закурили папиросы, бросая в воду спички и наблюдая, как расходятся по ней широкие ровные круги. Лида, тихо напевая, ходила по траве и, взявшись за пояс, выделывала какие-то па своими желтыми маленькими ботинками, а Ляля рвала цветы и бросала ими в Рязанцева, целуя его глазами.

— А не выпить ли нам пока что? — спросил Иванов Санина.

— Проникновенная идея, — согласился Санин.

Они спустились в лодку, откупорили пиво и стали пить.

— Пьяницы бессовестные! — сказала Ляля и бросила в них пучком травы.

— Ха-арашо! — с наслаждением произнес Иванов.

Санин засмеялся.

— Меня всегда удивляло, что люди так ополчаются на вино, — сказал он шутя, — по-моему, только пьяный человек и живет как следует.

— Или как животное, — отозвался Новиков с берега.

— Хоть бы и так, — возразил Санин, — а все-таки пьяный делает только то, что ему хочется… хочется ему петь — поет, хочется танцевать — танцует, и не стыдится своей радости и веселья…

— Иногда и дерется, — заметил Рязанцев.

— Бывает. Люди не умеют пить… они слишком озлоблены…

— А ты в пьяном виде не дерешься? — спросил Новиков.

— Нет, — сказал Санин, — я, скорее, трезвый подерусь, а в пьяном виде я самый добрый человек, потому что забываю много мерзости.

— Не все же таковы, — опять заметил Рязанцев.

— Жаль, конечно, что не все… Только мне до других, право, нет ни малейшего дела.

— Ну, так нельзя говорить! — сказал Новиков.

— Почему нельзя? А если это — правда?

— Хорошая правда! — отозвалась Ляля, качнув головой.

— Самая хорошая, какую я знаю, — возразил за Санина Иванов. Лида громко запела и с досадой оборвала.

— Однако они не торопятся! — сказала она.

— А зачем им торопиться, — возразил Иванов, — торопиться никогда не следует.

— А Зина-то… героиня без страха… и упрека, конечно! — саркастически заметила Лида.

Танаров громко прыснул своим собственным мыслям и сконфузился.

Лида посмотрела на него, подбоченившись и упруго покачиваясь всем телом.

— Что ж, может быть, им там и очень весело! — загадочно прибавила она, пожимая плечом.

— Тс! — перебил Рязанцев.

Глухой гул вырвался из черной дыры.

— Выстрел! — крикнул Шафров.

— Что это значит? — плаксиво спрашивала Ляля, цепляясь за рукав Рязанцева.

— Успокойтесь, если это и волк, так они в это время смирные… да на двоих и не нападут… — успокаивал ее Рязанцев, с досадой на Юрия и его мальчишескую выдумку.

— Э, ей-Богу! — тоже с досадой крякнул Шафров.

— Да идут, идут… не волнуйтесь! — презрительно скривив губы, сказала Лида.

Послышался приближающийся шорох, и скоро из темноты вынырнули Карсавина и Юрий.

Юрий потушил свечу и улыбнулся всем ласково и нерешительно, потому что не знал еще, как они отнеслись к его выходке. Он весь был осыпан желтой глиной, а у Карсавиной сильно было замарано плечо, которым она задела за стену.

— Ну, что? — равнодушно спросил Семенов.

— Довольно оригинально и красиво, нерешительно, точно оправдываясь, ответил Юрий. — Только проходы далеко не идут, засыпано. Там пол какой-то догнивает.