Санин

- Потому что для другого это было бы тягчайшим страданием... сомнениями, колебаниями... Борьба душевная должна быть, а он как ни в чем не бывало!.. Очень жаль, говорит, но я не виноват!.. Разве дело в одной вине, в прямом праве!..

- А в чем же? - нерешительно и тихо спросила Карсавина, низко опустив голову и, видимо, боясь его рассердить.

- Не знаю в чем, но зверем человек не имеет права быть! - жестко и со страданием в голосе резко выкрикнул Юрий.

Они долго шли молча. Карсавина страдала оттого, что отдалилась от Юрия и на мгновение утеряла милую, теплую, до глубины души, особенную связь с ним, а Юрий чувствовал, что у него вышло спутанно, неясно, и страдал от тяжелого тумана на сердце и от самолюбия.

Он скоро ушел домой, оставя девушку в мучительном состоянии неудовлетворенности, страха и беззащитной обиды.

Юрий видел ее растерянность, но почему-то это доставляло ему болезненное наслаждение, точно он вымещал на любимой женщине чью-то тяжкую обиду.

А дома стало невыносимо скверно.

За ужином Ляля рассказала, что Рязанцев говорил, будто мальчишки на мельнице, поглядывая, как вынимали из петли Соловейчика, кричали через забор:

- Жид удавился!.. Жид удавился!..

Николай Егорович кругло хохотал и заставлял Ляльку повторять.

- Так - "жид удавился"!..

Юрий ушел к себе, сел поправлять тетрадку своего ученика и подумал с невыразимой ненавистью:

"Сколько зверства еще в людях!.. Можно ли страдать и жертвовать собой за это тупое, глупое зверье!.."

Но тут он вспомнил, что это нехорошо, и устыдился своей злобы.

"Они не виноваты... они "не ведают, что творят"!.."

"Но ведают или не ведают, а ведь звери же, сейчас-то - звери же!" подумал он, но постарался не заметить этого и стал вспоминать Соловейчика.

"Как одинок все-таки человек: вот жил этот несчастный Соловейчик и носил в себе страдающее за весь мир, готовое на всякую жертву, великое сердце... И никто... даже я... - с неприятным уколом мелькнуло у него в голове, - не замечали его, не ценили, а напротив, почти презирали его! А почему? Потому только, что он не умел или не мог высказаться, потому что был суетлив и немного надоедлив. А в этой суетливости и в надоедливости и сказывалось его горячее желание ко всему приблизиться, всем помочь и угодить... Он был святой, а мы считали его дураком!.."

Чувство вины так болезненно томило душу Юрия, что он бросил работу и долго ходил по комнате, весь во власти смутных, неразрешимых и больных дум. Потом он сел за стол, взял Библию и, раскрыв ее наугад, прочел то место, которое читал чаще других и на котором смял и растрепал листы.

"Случайно мы рождены и после будем, как не бывшие; дыхание в ноздрях наших - пар, а слово - искра в движениях нашего сердца.

Когда она угаснет, тело обратится в прах и дух рассеется, как жидкий воздух.

И имя наше забудется со временем, и никто не вспомнит о делах наших; и жизнь наша пройдет, как след облака, и рассеется, как туман, разогнанный лучами солнца и отягченный теплотою его.

Ибо жизнь наша - прохождение тени, и нет нам возврата от смерти, ибо положена печать и никто не возвращается".

Юрий не стал дальше читать, потому что там говорилось о том, что нет смысла думать о смерти, а надо наслаждаться жизнью, как юностью, а этого он не мог понять, и это не отвечало его больным мыслям.

"Как это верно, ужасно и неизбежно!" - думал он о прочитанном, стараясь представить себе, как дух его рассеется после смерти. И не мог.

"Это ужасно! Вот я сижу здесь, живой, жаждущий жизни и счастья, и читаю свой неотвержимый смертный приговор... Читаю и не могу даже протестовать!"

Мысль эту и в этих самых словах Юрий много раз продумывал и читал в книгах. И утомительная своею, сознаваемой им, однообразной слабостью, она еще больше расстроила и измучила его.

Юрий взял себя за волосы и с отчаянием в душе закачался из стороны в сторону, точно зверь в клетке. С закрытыми глазами и бесконечной усталостью в сердце он обратился к кому-то. Обратился со злобой, но без силы, с ненавистью, но тупой, с мольбой, но не признаваемой им самим.

"Что сделал тебе человек, что ты так издеваешься над ним? Почему ты, если есть, скрылся от него? Зачем ты сделал так, что если бы я и поверил бы в тебя, то не поверил бы в свою веру? Если бы ты ответил, я не поверил бы, что это ты, а не я сам!.. Если я прав в своем желании жить, то зачем ты отнимаешь у меня право, которое сам дал!.. Если тебе нужны страдания, пусть!.. Ведь мы принесли бы их из любви к тебе! Но мы даже не знаем, что нужнее - дерево или мы...

Для дерева даже есть надежда!.. Оно и срубленное может пустить корни, ростки и ожить! А человек умрет и исчезнет!.. Лягу и не встану, и никогда никто не узнает, что со мной случилось... Может быть, я опять буду жить, но ведь я этого не знаю... Если б я знал, что хоть через милльярды, через милльярды милльярдов лет я буду опять жить, я бы во все века этого времени терпеливо и безропотно ждал бы в вечной тьме..."

Он опять стал читать.

"Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем.

Род приходит и род уходит, а земля пребывает вовеки.