Но простые и строгие слышим слова:
Боевым награждается орденом...»*
Я завершил своё выступление, встал со стула и поклонился. Видел, что так настоящие артисты делают.
Зал с пол минуты молчал, а затем все захлопали. Я-то боялся, а песня, оказывается, понравилась.
Тут и Зинка из-за кулис выскочила. Не случился с ней инфаркт.
— Песню «Боевым награждается орденом...» исполнил санитар нашего хирургического отделения Сергей Петров!
Зачем она это говорит? Перед выступлением она меня уже объявляла.
— Ещё!
— Ещё!
— Повторить! — неслось из зала.
Пришлось мне повторять. Два раза. По настоятельным просьбам всех присутствующих.
Моя песня на нашем самодеятельном конкурсе заняла первое место. Мне даже грамоту вручили. Зина сияла как медный самовар и всё баллы подсчитывала, которые нашей больнице капнули.
После концерта ко мне Коромыслов подошел. Его, оказывается, сегодня утром из госпиталя выписали.
Мишка не говоря ни слова мне руку пожал.
— Молодец. Про нас, про штурмов песня...
*Сергей Петров по памяти цитирует часть песни «Боевым награждается орденом...», написанной по заказу Министра внутренних дел СССР Николая Щёлокова к 65-летию образования советской милиции. Стихи Анатолия Монастырева и Ольги Писаржевской, один из многих исполнителей — Михаил Муромов, альбом «Афганистан».
Глава 39
Глава 39 Как всё может в один момент поменяться
— Про нас, про штурмов песня, — повторил Коромыслов. — Ну, не надумал?
Меня ещё после выступления до конца не отпустило. Эмоции чуть ли не из ушей сыпались.
— Чего, не надумал? — я не понял вопрос Мишки. Повышенная эмоциональность, она... сопровождается некоторым поглуплением.
— Санитарство бросить и в военную компанию записаться, — пояснил Михаил свой вопрос. — Помнишь, говорил тебя я уже про это.
Помню. Говорил. Было такое дело.
У Мишки в госпитале имелось много времени всё обдумать, свою будущую траекторию жизни обмозговать. Тем более, он сейчас с новым бионическим протезом, а это дело здорово меняет.
— Я узнавал, после контракта без всякого конкурса поступишь в военно-медицинскую академию... — продолжил обрабатывать меня Коромыслов.
Вот! Он даже уже про меня всё подумал, не забыл про мою мечту доктором стать.
— Если честно, Миш, пока не знаю...
Я не готов был вот так моментально Коромыслову сейчас ответить. Соглашусь — сразу по совсем другим рельсам жизнь моя покатится. Да и не особо я думал, если честно, о предложении Михаила, как-то не до этого всё было.
Поменять привычную жизнь, это — не просто. Только-только у меня здесь стало что-то налаживаться, а тут опять — раз, и всё кувырком.
— До утра тебе решить. — Коромыслов насупился, показал мне своё недовольство моим ответом.
— Хорошо.
А, как по-другому я мог ответить?
Тут Мишку отвлекли — его знакомые подошли поздороваться. Мне тоже руку пожали, за песню похвалили.
— Хорошая песня. Про нас, про штурмов.
Один в один как Мишкой сказано. Словно они сговорились такую оценку моей песне давать.
Утром в больнице я уже привычно переоделся и к своей работе приступил, а Коромыслова всё не было.
Что-то случилось? Почему он опаздывает? Заболел?
Появился Михаил уже ближе к девяти часам. Почти на час на своё рабочее место опоздал.
— Пошли.
Коромыслов кивнул мне в сторону выхода из отделения.
Ответить я ему не успел, заметил только, что мужик на хорошем взводе.
— Всё, Сережа, больше думать некогда. Всех наших собирают...
Наших? Мишка меня уже в наших записал не спрашивая? Мне даже несколько обидно стало — все мной тут рулят без всякого моего на то согласия.
— Десять пробоев только у нас и в соседней области. Полный звиздец творится... — Коромыслов вытер пот на лбу, вытащил из кармана мятую пачку сигарет, а потом сунул её обратно. Сообразил, что в отделении курить нельзя.
— Петров! Вечером едем на телевидение! Твою песню записывать будут!
Зинка! Только её не хватало! Ещё один командир!
Коромыслов комсомольского лидера проигнорировал, даже голову в её сторону не повернул.
— Пошли! Что, телишься-то?! В автобусе переоденешься! Нам ещё в два адреса надо...
Мишка чуть не бегом бросился к выходу из отделения. Что я за ним последую, у него даже сомнения не было.
Я обогнул стоявшую столбом Зинаиду и побежал за Коромысловым. Показалось мне, что так будет правильно.
У входа в больницу было припарковано два автобуса. Обыкновенных, маршрутных, с номерами над лобовыми стеклами.
— В этот. — Коромыслов махнул рукой на ближний. В тот, что рядом с ним стоял, тоже люди садились. Несколько знакомых мне лиц даже мелькнуло из травмы и терапии.
— Свой мешок ищи и переодевайся, — уже на ходу автобуса приказал мне Коромыслов. Сам он рядом с водителем стоять остался и что-то ему начал объяснять, рукой даже в воздухе чертить дальнейший маршрут движения.
За час, что я был на работе, город изменился. В воздухе теперь вертолеты стрекотали, по улице армейские зеленые машины куда-то двигались.
До выезда из города мы два раза ещё останавливались, Коромыслов покидал автобус и возвращался с новыми пассажирами. Я тем временем на задней площадке нашел баул, на котором имелся деревянный квадратик с моей фамилией и инициалами.