Санитар

Виталий Викторович, по-прежнему угрюмо-молчаливый, Пашу до выхода довел и только здесь с ним распрощался.

Охранник у двери смерил Пашу заинтересованным взглядом.

– Пока, – сказал ему Паша. – До встречи.

И пошел по улице. Он шел прямо, плечи развернув, и был похож на человека, уже много в этой жизни повидавшего. У него сегодня особенный день был. Он прямо на жертву свою будущую вышел – и уже знал, что все у него получится.

41

Дегтярев из-за стеллажей вынырнул словно призрак. Был желт лицом отчего-то, или ночью недоспал, или здоровье пошаливало.

Паша ему молча кивнул и продолжал деловито вещи свои в сумку складывать.

– Случилось что? – поинтересовался Дегтярев.

– Ты о чем?

– Спецовку свою почему забираешь?

– Ухожу, Дегтярь. Оставляю на тебя все складское хозяйство.

– Брось! – сказал Дегтярев недоверчиво. – Быть не может.

– Что ж мне, всю жизнь в грузчиках ходить?

– На повышение пошел? – осведомился Дегтярев осторожно.

– Вроде того.

– И где ж ты теперь будешь пользу Родине приносить?

– В охране.

– Охранять-то что будешь?

Паша засмеялся. После паузы сказал:

– Человека одного.

– Героя-папанинца? – уточнил Дегтярев. – Или космонавта какого секретного?

Паша на него взглянул тяжело, но промолчал. Закончил вещи складывать, сумку незастегнутую в сторону отодвинул.

– Паш! – прогундосил Дегтярев. – Ну не темни! А? Скажи, куда идешь. Может, и я туда.

– Тебе нельзя туда, – сказал Барсуков серьезно. – Туда маленьких не берут.

– Во мне метр семьдесят восемь роста, – оскорбился Дегтярев.

– Вот я и говорю – маленьких не берут.

Паша вдруг вспомнил о чем-то, руку в сумку запустил и извлек оттуда флакон с туалетной водой.

– Держи, – сказал. – На память.

– Ух ты! "Месье N". Как у тебя, да, Паш?

– Это я тебе свой дарю.

Тогда, в кабинете, Паша уловил исходящий от Подбельского запах. Это был запах силы. Запах уверенности. Таким запахом зверь дает понять, что готовится к нападению. "Месье N" – вода для слабых и неудачливых. Это Паша понял.

Дегтярев в руки флакон взял, рассматривал его почти восхищенно.

– Ты, видно, на хорошее место идешь, – сказал наконец. – Кого охранять будешь все-таки?

– Сказал же – человека одного.

– Буржуя? – вдруг осенило Дегтярева.

Паша мускулом лица дернул, и это от Дегтярева не укрылось.

– Ба! – сказал он потрясенно – Наш Робин Гуд в услужение подался! И к кому? К краснопиджачным!

– Я никуда не подался! – зло ответил на это Паша.

– Они плохие, Паш! – продолжал Дегтярев, словно его не слыша. – Они бяки! Они из трудового народа кровь пьют!

– Отделал бы я тебя! Но не хочется в последний день…

– А что случилось, Паш? Почему этот день для тебя последний? У тебя-то как раз новая жизнь начинается. Новые интересные люди. А?

Паша сумку наконец застегнул, закинул ее на плечо.

– Дурак ты, Дегтярь. И был им всю жизнь.

– Маленького любой обидеть может, – сказал Дегтярев понимающе.

– А ты не лезь под колеса, тебя и не раздавят.

Паша это почти по-дружески сказал. Не хотелось ссориться на прощание. И чтобы свое расположение выказать, спросил, в глаза Дегтяреву заглядывая участливо:

– Ты почему выглядишь неважно?

– Нет, нормально все, – встрепенулся Дегтярев и даже улыбнуться попытался, но в глазах его Паша теперь уже точно видел тоску.

– Я же вижу! Что-то серьезное, да?

– Розу убили.

От этих слов Паша вздрогнул, не смог удержаться. Долго смотрел на Дегтярева молча, а со стороны это выглядело, будто не понимает он, растерялся просто и не знал, как ему на слова Дегтярева реагировать следует. Дегтярев заметил его растерянность и пояснил:

– Это та самая Роза, которая на моем дне рождения была.

– Неужели? – смог изобразить накатившее внезапно изумление Паша.

– Да. Девять ножевых ранений.

– Кто?

Спросил и опустил глаза, а руки в карманах в кулаки сами собой сжались.

– Не знаю. Ее в квартире нашли. Лежала в луже крови.

Паша глаза смог поднять наконец и увидел – у Дегтярева губы дрожат, вот-вот заплачет. "Он на нее виды имел, – осенило вдруг Пашу. – Точно-точно, неспроста у него глаза такие были, когда я Розу с вечеринки уводил. Дегтярь тогда за напускным весельем боль свою скрывал. Так и держал бы подле себя потаскушку эту, – озлился Паша внезапно. – Не бегала бы, не выслеживала – и жива была бы сейчас".

– Вот черт! – сказал Паша, хмурясь.

– А ты не знал?

– Нет, – это он уже после паузы произнес.

– Ее похоронили уже.

Точно, глаз на нее Дегтярь положил.

– Ты был на похоронах?

– Да.

И лицо Дегтярева противно скривилось. "Наверное, плакал на похоронах", – подумал Барсуков.

– Жаль, – сказал Паша.

Руку протянул Дегтяреву. Попрощались.

– Ты заходи, – сказал Дегтярев.

Он сейчас одиноким и покинутым выглядел. От него будто пахло несчастьем.

– Ладно, – ответил Паша без энтузиазма.

У него совсем другая жизнь начиналась. И все прошлое уходило прочь. Их с Дегтяревым пути-дорожки вряд ли пересекутся когда. Так он думал.

42

Дел в мэрии у Подбельского вроде и не было, но не удержался, заехал. Мэр принял его сразу, хотя и не стал скрывать, что занят чрезвычайно – какие-то бумаги лежали перед ним на столе, и он их убирать даже не стал и в сторону не сдвинул. Поднял на Подбельского глаза, кивнул, приветствуя.