Сдвинув книжки в сторону, он поболтал с Ритой ни о чем, после чего, заскучав, отправился на осмотр особняка, в котором ему работать придется. На первом этаже неожиданностей не было, но когда Паша наверх по лестнице решил подняться, его остановил возникший из ниоткуда охранник, сказал твердо, даже не спросив ни о чем предварительно:
– Нельзя!
– Я работаю здесь, – попытался втолковать ему Паша.
– Вы не здесь работаете, – охранник за спину кивнул, на лестницу, путь к которой Паше преграждал. – Ваше место в девятнадцатом кабинете.
Номер кабинета он точно назвал, и Паша этому факту поразился неимоверно. Все-таки охрана у них здесь была изумительно поставлена. Он в очередной раз имел возможность убедиться в этом.
44
Подбельского Паша увидел на следующий день. Тот только что в офис приехал и к лестнице шел, сопровождаемый охраной. Вид имел озабоченный, но Пашу, стоящего в отдалении, все-таки приметил, приостановился на мгновение, спросил:
– Как работается?
– Нормально.
– Ты зайди ко мне минут через двадцать. Поговорим.
Он Паше новую работу предложить хотел, похоже. Паша с этим настроением в кабинет Подбельского и шел. Но сейчас события не торопил нисколько, видел, что все продвигается так, как ему, Паше, надо. Охрана, уже предупрежденная, видимо, Пашу пропустила безропотно.
– Я спросить тебя хотел, – сказал Подбельский негромко, оторвавшись от бумаг.
Паша на него глаза поднял, изображая внимание и готовность отвечать.
– В психушку ты за что попал?
Сердце Пашино оборвалось и рухнуло куда-то в бездну. Он сказать что-то хотел, но лишь шевельнул губами по-рыбьи безмолвно – и все. А Подбельский смотрел на него по-прежнему вопрошающе.
– Это давно было, – пробормотал Паша и сам понял, как глупо его слова прозвучали.
– Я знаю, – кивнул Подбельский. – В армии еще. Но все-таки – за что?
Они многое знали о нем, оказывается. Проверяли, что ли?
– Так надо было, – сказал Паша.
– Кому?
– Ну, не знаю, как сказать. Мне было надо. Командирам моим.
– Для чего?
– Чтоб в тюрьму не попасть.
Подбельский на него смотрел исподлобья. С холодком во взгляде, отстраненно как-то. Паша понял вдруг, что его работа здесь окончена, не успев начаться. Не поправить уже ничего. И заново не слепить. Разбилось.
– За что же тебе тюрьма грозила?
– Я типа одного покалечил, – сказал Паша неохотно.
– Сильно покалечил?
– Вторая группа инвалидности.
– Ого! – все так же холодно сказал Подбельский. – И за что ты его так?
– Он молодых унижал.
– Но это же вроде давно повелось?
– Потому что молчат все! – вскинулся Паша и кулаки сжал.
– А ты, значит, не молчал.
– Не молчал.
– Робин Гуд, словом.
Он уколоть Пашу хотел, наверное, но сейчас это у него не получилось.
– Да, – сказал Паша. – Робин Гуд, если вам так больше нравится.
– А парня калекой сделал.
– Из-за него два человека погибли.
– Вот как? – вскинул брови Подбельский.
– Он солдата-первогодка так замордовал, что тот не выдержал и повесился ночью. И сразу после этого отец того первогодка умер. Прямо на похоронах сына – сердце не выдержало.
Подбельский на Пашу смотрел внимательно. В разговоре возникла пауза.
– И ты, значит, не захотел в тюрьму идти, – напомнил Подбельский, подвигая дальше разговор. – И закосил под психа.
– Это не я. Это лейтенант Берсенев, взводный наш, присоветовал.
– Он заодно с тобой был, значит?
– Он был за справедливость.
– А справедливость – это ты, – уточнил Подбельский.
– Да, – согласился невозмутимо Паша. – Он добился, чтобы меня на экспертизу психиатрическую отправили.
– И что в результате?
– Меня комиссовали.
– С диагнозом?
– Да.
– Но ведь врачи не знали, что тебе всего-навсего надо от тюрьмы отвертеться. Значит, ты и вправду "того"?
Подбельский сказал это и на Пашу посмотрел холодно. Он не столько, кажется, в Пашиной ненормальности хотел убедиться, сколько ждал, что Паша ответит на это.
– Разве я похож на ненормального?
– А что врачи говорят? – не отступал Подбельский.
– Не знаю.
– Как так? Разве они не наблюдают за тобой?
– Нет.
Подбельский засмеялся вдруг.
– Вот почему ты от Костромы так далеко оказался, – произнес он почти весело и опять на Пашу внимательно посмотрел. – От врачей убегал, да?
Паша не ответил, только нахмурился.
– Ты зря это от Виталия Викторовича скрыл, когда с ним беседовал, – сказал Подбельский.
– Я не скрывал ничего. Разве я обязан отчитываться?
– Понятно, – согласился Подбельский. Дверь кабинета открылась, и заглянул начальник охраны.
– Я на минутку, – сказал, через порог не переступая. – Панькин вчера визу свою отозвал.
– Наконец-то до него дошло, – буркнул Подбельский. – Передай ему…
– Его в городе нет.
– А где же он?
– Отпуск взял и уехал.
Подбельский усмехнулся.
– Ну надо же, – сказал. – И что за спешка? Ты, кстати, нужен мне.
Виталий вошел. Подбельский к Паше обернулся:
– Можешь идти. Все пока.
Когда дверь за Пашей закрылась, Подбельский сказал начальнику охраны:
– Чепуха это все, что он в психушке лечился.
– Что – липа? – не поверил начальник охраны. – У меня сведения точные.
– Нет. То, что он лечился, – это правда. Его от излишней агрессивности излечить пытались, по-моему. Он ершист.
– Может, выгнать его?