Санитарная рубка

Стратегом он называл своего заместителя Астахова, иногда — уважительно, но чаще — с иронией. Впервые судьба свела их во время первых выборов в Верховный Совет, когда, оттаяв во время перестройки, народ бурлил и кипел, выплескивая наверх, как пену, такую разномастную публику, что оставалось только головой покачивать от удивления, потому что иные экземпляры из этой публики явно нуждались в постоянном наблюдении у психиатра. Все хотели быть депутатами, народными трибунами, все говорили, говорили и говорили и все в итоге становились похожими друг на друга, как штампованные железные гайки, у которых даже резьба одинаковая. Сосновский, закончив к этому времени университет и защитив кандидатскую, прекрасно понимал, что в науке математике ему никакой перспективы не светит: он не настолько талантлив, чтобы махнуть в Америку, и не настолько глуп, чтобы тупо тянуть лямку младшего научного сотрудника и получать копейки, которых не хватает даже на приличные башмаки. Тогда он создал общественный клуб, назвав его «Свободный выбор», и от этого клуба взял старт, целясь добежать до Москвы, до Верховного Совета. На одном из собраний, как всегда шумном и громкоголосом, появился Астахов. Маленький, низенький, толстенький, в простеньких очечках, в стареньком костюмчике, помятом настолько, будто его только что вытащили из одного интимного места. Пристроившись на задних рядах, он внимательно слушал всех выступающих, сам на сцену не рвался и только время от времени подтыкивал большим пальцем очечки, словно желал повнимательней рассмотреть всех, кто собрался в этот вечер в красном уголке ЖЭУ, куда их негласно пускала начальница, получая за услугу небольшую плату… После собрания, когда народ разошелся, Астахов на выходе цепко ухватил за рукав Сосновского и без всяких предисловий сказал:

— Борис Юльевич, из вас может получиться толковый политик, если вы будете меня слушать.

От столь неожиданного запева Сосновский поначалу даже опешил:

— А вы, собственно, кто такой, чтобы я вас слушал?

Пожалуйста, представлюсь — Астахов Сергей Сергеевич. Выпускник нашего славного пединститута и такой же, как вы, мнс.

Мы, помнится, ваш пединститут называли нцпш — начальная церковно-партийная школа.

— Остроумно, конечно, но неактуально. Как гласит народная мудрость — хоть горшком назови, только в печь не сажай. Здесь пельменная недалеко, Борис Юльевич, и пиво там наливают. Приглашаю попробовать, я плачу.

Сосновский не успел отказаться, хотя первое желание было именно таким — послать этого мятого человечка куда подальше, а не успел потому, что Астахов опередил и не дал ему раскрыть рта:

— Здесь, в красном уголке, вы можете митинговать хоть до второго пришествия, вас никто, кроме сорока-пятидесяти человек, не услышит. Нужны большие залы, нужны площади, нужна пресса, но главное — нужны деньги. А их у вас, как я понимаю, кот наплакал.

— А вы, значит, Рокфеллер?

— Нет, я всего-навсего мэнээс. Но я знаю, где взять деньги.

— И где же?

— Давайте все-таки дойдем до пельменной, серьезные вопросы на ходу не решаются.

Было что-то в этом помятом мужичке такое, трудно объяснимое словами, что заставляло к нему прислушиваться. То ли спокойствие, то ли манера разговаривать — он не глядел в глаза, а смотрел под ноги и говорил, будто самому себе, но так уверенно и твердо, словно гвозди заколачивал тяжелым молотком. Сосновский прислушался. В пельменной, осторожно, по чуть-чуть, прихлебывая пиво и каждый глоток заедая очередным пельменем, Астахов продолжил стучать своим невидимым, но тяжелым молотком:

— Сейчас появились богатые люди, подчеркиваю — богатые, и они серьезно задумываются о том, как им войти во власть. Необязательно самим, они готовы посадить туда кого угодно, хоть соломенное чучело, но с обязательным условием — человек, оказавшийся во власти, должен помнить, кто его туда подсадил.

— Я не соломенное чучело!

— Борис Юльевич, имейте выдержку, это всего лишь фигура речи, не более. Давайте попробуем, я готов вам помочь. И человек имеется на примете, который тоже может помочь. Согласны?

Мне надо подумать.

— Подумайте. Только не советуйтесь со своими активистами, заболтают важную тему. Решение вы должны принимать сами, а всех остальных лишь ставить в известность, когда посчитаете нужным. Теперь давайте обменяемся телефонами, доедим пельмени и распрощаемся до следующей недели.