Санитарная рубка

Обкомовские дачи строили в свое время с советским размахом, не жалея ни земли, ни дерева, ни железа. Несколько гектаров соснового бора, который тянулся вдоль обрывистого обского берега, обнесли высоким забором, поставили парадные ворота, заасфальтировали дорогу, а на огороженном пространстве, посреди сосен, построили небольшие двухэтажные домики из круглого леса, и они смотрелись, как игрушечные. Времена менялись, одни хозяева уходили, другие приходили, но неизменными оставались два обстоятельства: прежнее название — обкомовские дачи, и полный, идеальный порядок. Все подметено, прибрано, подкрашено, подмазано, вскопано и прибито. Но Астахов не любил здесь бывать, потому что не покидало его на обкомовских дачах странное чувство — словно явился сюда без разрешения и незваным, и вот-вот прибудет настоящий хозяин и выставит за ворота. Нигде больше он такого чувства не испытывал, наоборот, везде ощущал и вел себя, как хозяин, а вот здесь — как будто доска из сплошного забора вывалилась и зияла щель. И ничем он ее заткнуть не мог.

Тесно стоящие сосны разом разомкнулись, искристыми блестками на стремнине обозначилась Обь, видная отсюда, с крутояра, на несколько километров, и в тот же момент потускнела вся окружающая благодать — на одинокой лавочке, где хотел посидеть Астахов, уже кто-то успел расположиться из самых ранних гостей. Он остановился, собираясь повернуться и незаметно уйти, но было уже поздно.

— Сергей Сергеич, а давай к моему шалашу! Милости просим, не побрезгуй угощением!

На лавочке сидел Караваев и призывно размахивал рукой. Неподалеку стоял его охранник, одетый, несмотря на погоду, в строгий черный костюм.

Деваться некуда, тем более что сам просил Караваева приехать пораньше, хотя бы за полчаса до начала торжества, а он, оказывается, просьбу даже перевыполнил.

Гораздый на всякие оригинальные выходки, сегодня Караваев, похоже, был в особом ударе. На лавочке стояла раскупоренная бутылка коньяка «Наполеон», а рядом с ней, в кулечке, свернутом из газеты, семечки и на целлофановом пакетике два беляша, один уже надкушенный.

— Представляешь, остановились сигарет купить возле центрального рынка, я окно открыл — такой запах из моей молодости! Не удержался — ностальгия! Семечек вот еще у бабульки прикупил, хорошие семечи, жареные… Я ведь, Сергей Сергеич, из босяков, про которых Горький писал, из социальных низов вышел, мне запах беляшей и дорог и приятен, слаще-то я ничего не ел. Короче, дело к ночи… Присаживайся, чего надо мной стоишь, как вертухай. Пить будешь?

— Нет, — отказался Астахов.

— Как знаешь, а я хлебну для бодрости, коньячок забористый, зря отказываешься.

Караваев выпил из горлышка, отвел бутылку в сторону, подержал ее на весу, выпил еще раз и принялся закусывать беляшом. Астахов терпеливо ждал, когда он прожует. От беляшей пахло пережаренным растительным маслом, и этот запах никак не сочетался с бутылкой дорого коньяка, с блестящим костюмом Караваева и с большущей золотой печаткой, крепко посаженной на безымянный палец левой руки. Но самого Караваева это не волновало. Он неторопливо доел беляш, платком вытер руки и откинулся на спинку скамейки. Смотрел на Обь и заговорил, не поворачиваясь к Астахову, будто сам с собой беседовал:

— Дело-то дохлое вытанцовывается. — Короче, херня еще та нарисовалась. Сначала я с ним по-хорошему хотел, по телефону звонил, а он уперся, как бык. Тогда ребят послал. Они тихо вошли, сказали, что телеграмма. Я велел, чтобы аккуратно, а он в драку полез, ну, дали под дых, чтобы остепенился, он захрипел-захрипел — и копыта в разные стороны. Завернулся, короче. Ментам пришлось платить, докторишкам, чтобы нужную справку выписали — от сердечной недостаточности. Сердчишко слабое у него оказалось, без дураков. Бумаг никаких не нашли, голяк полный, одни только книжки, видно, заранее все заныкал. Тогда взяли его подружку, которая в архиве работает. Взяли, отвезли в надежное место, поехали к ней на квартиру, но тут какой-то хрен с горы появился, ребят вырубил, которые бумаги из квартиры подружки забирали, и слинял вместе с бумагами. Я Магомедова подтянул с его абреками, но он за услугу, я тебе говорил, барахолку просит, ты еще раз дай команду в фонд имущества, пусть его ублажат. Есть у меня подозрение, что он все разнюхал, но пока молчит, ждет, когда обещанное получит. Вот такое разводилово, Сергей Сергеич. Но ты в голову не бери — найду. И бумаги найду и потроха выну. Подожди еще немного. Лады?

— Басы, — недовольно отозвался Астахов: — Пойми, тут такая игра закрутилась по вертикали, вплоть до Кремля. Если мы ее профукаем…

— Да погоди ты помирать! Сказал, что найду, значит, найду! Один только вопрос у меня — почему к ментам не сунулись?

— Потому что напряженные отношения. Начальник УВД компромат на нас собирает и на тебя тоже. Мы, конечно, меры принимаем, надеемся его сменить, но пока… Пока так, как есть. Если хорошо постараешься и всю эту игру до конца доведем, тогда и тебе легче дышать будет. Понимаешь?!