Санитарная рубка

Старенький ЗИЛ, поставленный наискосок, упирался бампером в деревянное ограждение моста и закрывал кабиной и кузовом весь проезд. Оставалась лишь узкая щель, в которую можно было протиснуться только одному человеку, но и эта щель была запечатана — за ЗИЛом, впритирку, стоял допотопный «москвич», а за ним — трактор «Беларусь». Дальше, за этой техникой, толпились угрюмые люди, и от них накатывал неясный, глухой шум. На спуске к мосту замер длинный рефрижератор, а рядом с ним — раскрашенная зелеными полосами «Нива». Надпись на ее бортах извещала, что принадлежит она службе судебных приставов. Возле «Нивы» тоже стояли люди, переговаривались между собой, торопливо курили и поглядывали на мост, куда им дороги не было. Впрочем, не только им, никому теперь не было дороги в деревню Томилово, где бывший колхоз имени Кирова, а ныне просто сельскохозяйственное предприятие, разорился в прах. Кредиты возвращать было нечем, банк подал в суд, тот вынес решение, и теперь, согласно этому решению, дойное стадо предстояло пустить под нож в счет погашения долгов.

Но деревня взбунтовалась. Перекрыла мост техникой и судебных приставов не пускала. Какой-то мужик, видно, самый отчаянный, кричал, что, если сунутся, он стрелять будет. Правда, в руках у него ничего не имелось, кроме окурка, зажатого меж пальцев, но кто его знает, может, ружье и впрямь где-нибудь неподалеку в траве лежит. Приставы топтались возле своей машины, на штурм благоразумно не лезли и ждали приказа от начальства, тайно надеясь, что столь мутное дело как-нибудь само собой рассосется. Знали по опыту, что шум и крики рано или поздно утихнут, бывшие колхозники обреченно поймут, что ничего они сделать не смогут, никому они не нужны, и в конце концов втихомолку матерясь, займутся собственным выживанием: кто-то уныло запьет горькую, кто-то отправится в город искать работу, кто-то будет пластаться на собственном подворье, надеясь только на своих свиней, бычков и телочек — больше-то надеяться не на кого.

Одним словом, привычная и порядком надоевшая картина. Поэтому приставы не спешили. Покуривали и переговаривались.

Не знали они и, похоже, не догадывались, что в привычной и надоевшей картине появились сегодня новые краски. Раньше, в советское время, это называлось так — политический момент. Вот он и наступил. Местные коммунисты, как незамедлительно доложили заместителю главы областной администрации Астахову, уже собираются посылать своих агитаторов в Томилово с речами об антинародном режиме и даже сочиняют специальные листовки, чтобы раздуть из этого маломощного бунта что-то более серьезное и существенное. И это в самый канун президентских выборов! Астахов, получив от доверенного человека эту информацию, сразу же пошел к Сосновскому — бросай все дела, поехали в Томилово! Тот, поначалу не разобравшись, хотел отмахнуться, но Астахов из кабинета не ушел и терпеливо, еще раз, изложил ситуацию. Сосновский выслушал, понял, выругался и поднялся из-за стола.

Тушить костер требовалось прямо сейчас, пока не разгорелся.

К полудню Сосновский и Астахов подъехали к мосту. Там к этому времени появились телевизионщики с телекамерами; Сосновский, еще не выходя из машины, показал на них пальцем и приказал:

— Разберись с этими му…ами, пусть языки не распускают.

Подождал, когда Астахов подойдет к телевизионщикам, и лишь после этого вышел из машины. Прямиком, даже не глянув в сторону приставов, направился быстрым шагом к мосту, выражая всем своим видом уверенность и спокойствие. Понимал, что именно таким он должен выглядеть, иначе просто заклюют.

Всякий раз, когда приходилось попадать в подобные переплеты, Сосновский испытывал странное чувство: ему казалось, что он босиком заходит в непролазную грязь, она обдает ноги холодом, засасывает в себя и чавкает, чавкает, вызывая тошноту, и нет никакого иного желания, кроме одного — поскорее из нее выбраться, убежать как можно дальше и назад не оглядываться.

На ходу передернул плечами, как от озноба, и упруго, помня, что за ним наблюдают десятки глаз, вскочил на подножку ЗИЛа, дальше — в кузов, из кузова спрыгнул па землю и все это проделал легко, быстро, как опытный спортсмен, одолевающий барьеры. Не замедлив, подошел к людям, которые разом зашумели в один голос, иные даже закричали, а мужик, грозившийся открыть стрельбу, далеко отщелкнул окурок и хлопнул в ладоши, словно хотел сказать: ну, вот, наконец-то, поймали тебя, дружок, теперь отвечать будешь.

Но отвечать и говорить что-то, стоя посреди шумящей толпы, Сосновский не собирался. Знал, что это бесполезно. Глянул на часы, коротко спросил:

— Где Завьялов?

Оказалось, что Завьялов, начальник нынешнего сельхозпредприятия, бывшего колхоза имени Кирова, сидит в конторе и куда-то звонит, а в кабинет к себе никого не пускает.

— Сообщите всем, чтобы через час в доме культуры собрались. Там будем разговаривать.