Санитарная рубка

Глядя на небесный склон, где так причудливо играл свет, Богатырев снова, точно так же, как на вокзале, всем своим существом почуял: жить хотелось! Он застыдился этого чувства, подступившего так внезапно, но поделать с собой ничего не мог — да, хотелось жить. Дышать, слушать тишину, ходить по земле и никого больше в нее не закапывать.

— Николай Ильич, извините, я бы все-таки хотела поговорить с вами…

Задумавшись, он даже и не заметил, как вышла из дома Анна. Обернулся и предложил:

— Пойдем, на лавочку сядем, там и поговорим.

Перед домом у Богатыревых стояла лавочка — толстая, строганая доска, прибитая к двум березовым чуркам. От старости чурки давно вросли в землю, доска потрескалась от дождей и солнца, но лавочка для Богатырева, как и раньше, показалась удобней самого мягкого кресла. Он сел, навалился спиной на штакетник и вытянул ноги. Даже захотелось глаза закрыть и сидеть, ни о чем не думая.

— Будьте добры, дайте мне сигарету, Николай Ильич, а то не по себе…

Он молча подал ей сигарету, чиркнул зажигалку и увидел — губы у Анны вздрагивали, словно она собиралась вот-вот расплакаться. Неумело затянувшись, закашлялась и отбросила сигарету в сторону, усмехнулась:

— Современной дамы из меня явно не получится. Алексей Ильич говорил, что я опоздала родиться. Времена тургеневских барышень, увы, прошли, и для нынешней жизни я представляю сплошное недоразумение.

— А какая она нынешняя жизнь?

— Страшная! Анна осеклась, замолчала и вдруг неожиданно, без всякого перехода, выпалила: Его убили.

— Его убили. Теперь я точно знаю. Точно и наверняка.

— Кто? — снова спросил Богатырев.

Я не знаю, только догадываюсь, он не хотел подробно рассказывать, но догадываюсь… Подождите, по порядку, а то у меня сумбурно получается… Я в архиве работаю, в областном архиве, Алексей Ильич документы искал по истории церкви. Здесь ведь раньше село было, до того как райцентр организовался, Успенское, это уже райцентр в Первомайск переименовали. Так вот, церковь здесь стояла — Успения Пресвятой Богородицы. И в этой церкви находилась чудотворная икона. При Советской власти церковь, конечно, закрыли, икона куда-то бесследно исчезла. В самой церкви клуб был, склад, потом кафе, потом снова клуб, а несколько лет назад она сгорела окончательно. Вон там пожарище еще сейчас видно…

— Да знаю я это все, бабка Дарья еще рассказывала, а пацаном был, видел, как купол сворачивали. Алексей-то каким боком ко всему этому? Стихи про церковь писал? И за это убили?

— Подождите, я же сказала — по порядку… Алексею Ильичу я помогала искать, и мы нашли…

— Что нашли?

— Документы.

— А дальше что?

— А дальше началось непонятное. Ему сам Караваев звонил, угрожал, подробностей я не знаю, Алексей Ильич не рассказывал… Но после этих звонков он принес мне свои записи, копии всех документов и велел спрятать… А через два дня все и случилось…

— Кто такой Караваев?

— Вам еще не рассказали?

— Нет.

— Если в двух словах — почти хозяин области. Король бензоколонок, как его называют. А раньше торговал пивом, здесь, в Первомайске, ваш земляк. Может, и знали…

— Не помню такого.

— Спросите у Светланы с Сергеем, они вам подробно расскажут.

— Неужели могли убить из-за каких-то бумаг? Может, ты…

— Сочиняешь? Это вы хотели сказать? Нет, я не обижаюсь. Поймите, я слишком далека от таких дел, я даже детективов принципиально не читаю. Давайте я еще раз, с самого начала, а то получается, как всегда у меня, бестолково… Сначала был купец Скворешнев, который построил церковь, а в церкви находилась икона Богородицы. Семистрельная или, по-другому, Умягчение злых сердец. Со временем ее стали считать местной святыней. На первых порах Алексей Ильич искал все, что касается именно этого купца Скворешнева, а затем уже вместе мы стали искать следы иконы, которая при Советской власти исчезла. Алексей Ильич днями у нас в архиве просиживал, выпивать совершенно перестал, он сильно выпивал, когда из издательства с ушел, а тут — как переродился. Мы уйму документов перевернули — ничего, пусто. А недавно Алексей Ильич заходит ко мне в кабинет, кладет на стол папку и сообщает: кажется, я нашел. Папку я ему дала на дом, сама вынесла из архива, хотя это категорически запрещается по нашим правилам» дознаются — уволить могут. Но не в этом дело. Вскоре Алексей Ильич пришел ко мне домой» передал связку бумаг, в том числе и ту самую папку. Попросил спрятать на время и никому ни слова не говорить. Я стала расспрашивать, он молчит. Ну а что было дальше, я уже сказала.

— За что могли убить?

— Надо разбирать бумаги, там дневники Алексея Ильича, я еще ничего не трогала. Там, я уверена, и разгадка.

— Если это все правда, бумаги лучше всего отдать мне и забыть про них. Тебе забыть. Ты меня поняла?

— Об Алексее Ильиче тоже забыть? Тогда уж заодно и подскажите — как это сделать? — Голос у Анны стал резким, срывающимся. — У меня не получится, я забыть… Не смогу! Надеюсь, что поможете мне разыскать тех, кто убил. Если будете помогать, тогда дам бумаги, если нет, будем считать, что разговора этого не было.