Санитарный день

— Это была не она, впрочем, в данный момент это неважно, потому что речь не об этом, — покачал головой Ари. — Это не компонент, это старт, точка старта, но она нам в данное время совершенно не интересна. Я говорю о том моменте, в котором сейчас находимся мы. И о том, что является важнейшим компонентом уже существующей системы, о котором никто толком даже не подумал. К сожалению, Ри не подумал об этом тоже, — добавил он с печальной усмешкой. — Он много раз говорил о рестарте, не понимая, что дерево не выращивают, начиная с верхушки.

— Ты, видимо, в этой конструкции семечко, — заметил Скрипач.

— Нет, я — садовник, — ответил Ари.

— Ты настаиваешь на рестарте? — спросила Лийга.

— Да, но тебе, Сэфес, этого сейчас не понять, — сказал Ари. — Хотя… я попробую объяснить, может, что-то и получится. Стрелка остановить невозможно. Прими это, как данность. Просто — Стрелка остановить невозможно.

— И ты решил его возглавить, — сказала Лийга.

— Боже упаси, — покачал головой Ари. — Ни в коем случае. Единственное, что я могу делать, как Архэ, это лишь немного корректировать некоторые процессы. Не более. По сути, функция Архэ в системе — это тоже корректировка процессов, потому что есть еще и компонент с Контролем, и в качестве Контроля Архэ тоже делают нечто более чем важное, но… опять же, сейчас речь о другом. Я рассчитал свои силы, и понял, что у меня в теории может появиться возможность вмешаться в процесс на начальном его этапе. Занять позицию на старте работы сигнатуры. Точнее, работы последующих сигнатур. Но при условии, что я сумею откорректировать первую, и запустить новую схему.

— Потому что старая, частью которой являемся мы, находится в состоянии перманентного сбоя? — спросил Ит.

— Именно так, — подтвердил Ари. — Но… уже на Тингле я понял, что он никогда не позволит мне этого сделать. Власть, понимаете? Власть его всё-таки сильно развратила. Он бы стал возражать, привлек к расчетам своих умников, кто-нибудь из которых обязательно бы ошибся, и ошибки пошли по нарастающей… Нет, там это было неосуществимо. Зато это стало осуществимо здесь.

— И ты решил, что этот мир тебе подходит, — сказала Лийга.

— Нет, так решил сам Стрелок, — покачал головой Ари. — Потому что здесь есть все его маркеры и объекты. И даже люди, которые оказались тут его волей. То, что я делаю — это, в некотором смысле, совершенствование системы на базе уже готовых компонентов. Я просто кое-что добавляю, и кое-что исправляю. Но я не намерен мешать Стрелку, или его останавливать.

— Ты можешь говорить конкретнее? — спросил Ит. — Знаешь, это уже начинает раздражать. Ты показываешь всякие интересные предметы и конструкции, говоришь вроде бы правильные вещи, но… Ари, почему у меня ощущение, что я наступил на жабу?

— Не знаю, — пожал плечами Ари. — Видимо, потому что тебе не очень приятно сознавать, что есть силы, с которыми ты не в состоянии справиться. И что кто-то понимает и осознает их существование, а тебе это не дано. Ты считаешь, что я играю с вами, и потому не договариваю то, о чем знаю, но это не так. Я не могу сейчас сказать вам всё. Не могу. Если я скажу, я нарушу правило той игры, в которую вошел. Всё должно быть честно. До последнего. Понимаешь?

— Кажется, ты задумал какую-то гадость, — тихо сказала Лийга.

— Гадость? — Ари повернулся к ней. — Скажи мне, Сэфес, рождение ребенка — это гадость? Слизь, кровь, крики, грязь. А посадка дерева? Яма, земля, вода, удобрения, и снова грязь. Зато потом получается прекрасный человек. Или прекрасное дерево, если угодно. Но да, сперва почему-то всегда бывает какая-то гадость. Тебе ли не знать, что такое миры Белой зоны? Разобщение, войны, диктатуры, тираны, концлагеря, кровь, гниль, несправедливость, тотальное неравенство, оборзевшие от крови демиурги, миллиарды погибших, изувеченных, замученных разумных, амбиции, страх, ненависть, боль, горе, безнадега… а что потом? Где-то уровня от четвертого — что потом? А? Молчишь? Ты не хуже меня знаешь, что рождение нового мира в организованной Сети — это даже не то же самое, что рождение ребенка, это куда худшая гадость, но зато потом, — он сделал ударение на слове «потом», — происходит чудо.

— Чудо? — странным голосом спросила Лийга. Какая-то непередаваемая смесь эмоций — в голосе её прозвучала боль, и одновременно — глубочайшее презрение. — Это не чудо, Бард. Это наша работа. И чудом она никогда не была. Тебе ли не знать.

— Хм, — Ари усмехнулся. — В любом случае, спорить со мной вам уже поздно. То, что делается — будет сделано. Хотите вы того, или нет.

Глава 20 Решение

— Он снова ничего не сказал, — с грустью констатировала Дана. — Зато, кажется, напугал нас всех. Меня так точно.

— И меня, — кивнул Скрипач. — Ещё как.

— А чего вы ждали? — спросил Ит. — Что-то подобное я и предполагал, но, как ты верно подметила, он не сказал ничего из того, что мы бы хотели услышать.

— Боюсь, что скоро мы так и так об этом узнаем, — заметил Скрипач. — Потому что времени почти не осталось.

— Да, это так, — кивнул Ит. — Времени действительно не осталось.