1. Происхождение французской нации (Дубинский).
Материалы:
Всемирная история тт. 1 и 2;
История философии Фулье;
Брокгауз. Энциклопедический словарь.
Оценка 7; 4.
В полемике затронуты вопросы:
а) что первично в отношении влияния — характер или религия?
б) Нильс Бор о жизни. Принцип дополнительности применительно к этому;
в) правое и левое в жизни.
2. Пятиминутки.
Твердилов — вирусы и теория наследственности. Затуловский — Диего Ривера, вычислительная техника. Дубинский — о скрипках.
Фомин — о не той квитанции и о хамелеонах.
Ицура — о художниках-абстракционистах.
Баулин — о секвойях.
Соображение: отыскать географические карты разных времен, ибо в сличении их немало поучительного!
Виталий Иосифович Затуловский погрузился в глубокую задумчивость: что за «не та» квитанция в связке с хамелеонами послужила предметом сообщения Толи Фомина? И почему оценки докладов имеют такую двучленную форму? Поразмышляв — безрезультатно, — он стал изучать следующие протоколы.
Кстати о картах.
Географией были увлечены все члены Общества. Скажем, знали назубок столицы всех стран мира. Но это пустяк. Задумчивый Алик мог внезапно прервать плавное течение ученого собрания, обсуждавшего что-то там австралийское, и, после непременного «кстати», продолжить, например, так:
— Мельбурн, друзья мои, интересен для нас еще и тем, что самый красивый в городе мост, Уэст-гейт-бридж, через реку со звучным названием Ярра спроектирован сыном Александра Федоровича Керенского, а сам Александр Федорович был женат на австралийке и после войны — я имею в виду Вторую мировую — уже в немалых годах подавал прошение о зачислении его на должность заведующего кафедры русского языка и литературы тамошнего Мельбурнского университета…
Тем временем Виталий Иосифович, плюнув на «не ту» квитанцию, все же вспомнил, что в оценках докладов — видимо, по десятибалльной шкале — первая цифра означала балл, даваемый слушателями, вторую давал себе сам докладчик. Как видно — скромность, скромность и еще раз скромность.
Он шелестел ветхими страницами амбарной книги с протоколами Общества и вспоминал.
У Володи Дубинского была тайная страстишка, выказать которую могучий парень, способный, как и Палыч, подтянуться на одной руке, да несколько раз кряду, стеснялся. Любил он до самозабвения русский романс. Тот еще, классический. Гурилев, Варламов, Булахов… И как-то раз, дорвавшись, рассказал слегка обалдевшим членам Общества массу подробностей о Булаховых, числом три, из коих два — Петра. Да еще жена и дочь одного из них оказались блистательными певицами… Первый Булахов, с трепетом говорил Володя, Петр Александрович, родился в 1792 году, пению учился у итальянца Риччи, пел сначала в Московском частном хоре, потом — в театре Пашкова, а с 1825 года — в Большом. Он-то впервые исполнил и «Черную шаль» Верстовского, и «Соловья» Алябьева — да, да, тогда это пели не колоратурные сопрано, а тенора. В Третьяковке можно увидеть портрет Петра Александровича кисти Тропинина. Два его сына — Павел и Петр — стали музыкантами, Павел считался первым тенором Петербурга, а Петр не столько пел, сколько сочинял: «Нет, не тебя так пылко я люблю», «Не пробуждай воспоминанья», «Нет, не люблю я вас» — все это Петр Петрович написал. И жена его, Анисья Александровна, сценическая фамилия — Лаврова, пела и в Большом, и в Петербурге тоже… И дочь их, Евгения Збруева, стала певицей, у нее было глубокое контральто, она дожила до 1936 года и оставила воспоминания об отце: жил тот тяжко и бедно, много лет был прикован к креслу параличом… В заключение докладчик было затянул «В час, когда мерцанье звезды разольют и на мир в молчанье сон и мрак сойдут», но в месте, которым Дубинский особенно гордился: я и-и-и-ду из дома, — терпенье слушателей лопнуло.
Такая получилась внеплановая пятиминутка, не попавшая в протоколы Общества. Виталик потом долго ломал голову — до сих пор ломает, когда выдается свободная минутка, — как Евгения
Виталий Иосифович листает дальше. Батюшки, прелесть какая!