Тогда все это казалось им очень свежим. А вот еще эпизод, достойный отдельного заголовка.
Как Виталик с Аликом напились до потери пульса
Дело было году в шестидесятом, может, чуть раньше. Жили пока на Псковском. Умствовали понемногу, Общество это самое, прочие игры. Анкету сочинили смешную, как им казалось, — о ней потом. И вот решили, как истинным ученым пристало, поставить на себе эксперимент — выяснить, сколько они могут выпить и как меняется поведение под действием алкоголя. Подготовились. Купили бутылку водки, бутылку несусветного напитка под названием «Советское виски» и бутылку полусладкого вина по кличке «Российское», в то время довольно популярного. Была, видимо, и кое-какая закуска. Надо бы у Алика спросить, память у него — капкан. Место эксперимента — у Виталика, поскольку его мама с отчимом АНКом и братом, младенцем Валериком, обретались на даче. Экспериментальное оборудование — магнитофон «Эльфа-6».
Разлили водку, всю сразу, по тонким стаканам. Залпом выпили и тут же включили магнитофон. Эх, послушать бы ту запись. Говорили о вечном — правда, недолго. Виталик довольно злобно напустился на Хемингуэя, мол, примитивность его языка рождена не художественной задачей, а бедностью таланта. Да они там с этим своим Скоттом, который Фицджеральд, напивались в сосиску на деньги богатеньких почитателей вроде Сары и Джеральда Мэрфи и дружно завидовали гению Фолкнера. Ну уж, возражал Алик, простота никогда не бывает лишней — взять хоть пушкинскую прозу, проще некуда, а какова! И Сару эту ты зря приплел. Она вообще-то женщина с великим вкусом была. Сам Пикассо, слышь, восхищался. Как швырнет она на стол миску с помидорами — натюрморт невиданной гармонии, — так Пабло тут же бросается его писать. Ну, раз Пикассо, соглашался Виталик, тогда конечно. И тут же великодушно простил всю парижскую богему, которая так густо наследила и в «Ночи», и во «Фрэнсисе Макомбере». Потом он выдвинул смелый по тем временам тезис, что Шагал — о ужас, — в сущности, очень литературный живописец. Его картины можно описывать словами, хватило бы только этих слов и таланта увязать их в нужные цепочки… Там прежде всего бросаются в глаза именно сюжеты… Ну тут Алик сел на шагаловского ослика да как вдарит шпорами — от Виталика только перья полетели. Да разве ж его мир сюжетен? Это ж высокий миф, Вселенная! Какой сюжет у Гомера? Да такой же, как у красных коров и часов с крылышками. Каких таких коров, там лошади… А может, даже ягнята?
Но, слава Богу, нормальные инстинкты брали свое, и они начали звонить девушкам. Один звонок Алик счел особенно важным, требующим тщательной подготовки. Поэтому они разлили пол-литра виски по стаканам и выпили. События стали развиваться еще стремительней. Алик набрал номер и сказал несколько веских, важных, нужных и, видимо, нежных слов. Настолько нежных, что они вдохновили и Виталика. Он взял у друга трубку, выяснил, с кем имеет честь, и незамедлительно пригласил собеседницу завтра же встретиться на самой горбушке Устинского моста в шесть часов вечера.
Тут силы оставили Виталика. Похоже, они еще разговаривали, но о вечном ли, о преходящем — он не запомнил. Алик держался молодцом. Он умудрился разлить по стаканам вино и, кто его знает, может, и выпил свой. А Виталику стало плохо, очень плохо. По поздним смутным воспоминаниям, он опустился на колени перед кроватью и замер. А его партнер, как выяснилось, героически поднялся в свою квартиру, снарядил раскладушку и лег спать, не потревожив домашних.
Согласно представленному позже отчету, разбудил его звонок. Слабым, дребезжащим голосом Виталик просил срочно раздобыть и принести ему лимон. Принес. И — уж где достал? — полстакана водки:
Ох, как же ему было нехорошо. Но еще ужаснее Виталик почувствовал себя, когда часа в три вспомнил, что на шесть им назначено свидание Жене Галиной, легендарной сокурснице Алика и всей университетской компании.
Ко времени эксперимента с «Советским виски» относится и сочинение вот такой анкеты. Ах, до чего остроумной она им казалась!