Санькя

Саша обернулся в салон: мать почти испуганно озиралась.

- Отсюда-то далеко? - снова спросил водитель, когда проезжали еще одну деревню. Только в селении ему удалось переключиться на третью и немного поддать газку.

- Еще одна деревня, а следующая наша будет, - совершенно честно ответил Саша, умолчав, что от "следующей" до "нашей" - двадцать километров по лесу.

- Дороги-то, слава Богу, санями немного укатаны, - поделился водитель открытием, - они на санях ездят до сих пор. Лошадь, выходит, есть. Я лошадей не видел уже лет тридцать… А еще говорят: плохо живем! - сказал водитель и криво улыбнулся.

"Тебя бы, суку, поселить здесь вместе с лошадью…" - подумал Саша. Они проехали еще одну деревню - здесь им впервые за последние два часа встретился человек, дедуля в тулупе. Он смотрел вслед автобусу удивленно. Даже махнул рукой, когда автобус проехал, - куда, мол, дурни: там некуда.

- Лес, - сказал водитель спустя полчаса, увидев, куда уходит дорога. Будто глазам не поверил.

- Лес, - ответил Саша.

- Нам в лес, что ли? - сказал водитель, уже раздражаясь.

- Нам по дороге, - ответил Саша. Водитель покачал головой, скривившись. Саша сжал скулы.

Автобус ревел. Вокруг стояли отяжелевшие под снегом деревья, иногда с потревоженных веток падал снег. По дороге действительно кто-то ездил на санях. Ну, может быть, еще на тракторе, недели две назад. С продуктами, пенсией - в деревню…

Но автобусу такой путь был, наверное, не под силу. Тем более что дорога становилась все хуже - на санях, верно, ездили за дровами - и далеко в лес не забирались.

Спустя минуты четыре водитель не выдержал и стал ругаться. Саша сидел равнодушно, понимая, что может убить этого мужика. Разве что мать не хотелось огорчать.

- Кто нас вытягивать будет отсюда? Вы подумали? - водитель рвал рычаги, брал там, где можно, с разгона, и где нельзя тоже. Водить он умел, конечно. - Совсем, что ли, ошалели от горя, блядь…

- Ладно, рули, хватит орать уже… - сказал Саша устало.

- Я без тебя знаю, что делать. Понял? Сейчас высажу вас и… - здесь их тряхануло, автобус ухнул передними колесами в яму и заглох.

Впереди лежал плотной снег. О том, что и дальше под снегом - дорога, можно было догадаться только по одному признаку: на этой петляющей меж елей и бурелома узкой полосе не росло деревьев.

Водитель выпрыгнул на улицу, оставив открытой дверь. Прошел немного вперед по дороге, сразу увяз чуть не по колено, выругался и влез обратно. Завел мотор, включил заднюю скорость. Взвыло, загрохотало, завизжало под колесами.

Они выехали. Водитель поставил на нейтралку, достал сигарету и сказал:

- Я дальше не поеду.

- Ну и хер с тобой, - сказал Саша.

Он вылез, заметил, что снег перестал. Постоял се¬кунду, тупо глядя в лес. Обернулся резко, открыл дверь в салон.

- Вылезай, мам, он дальше не поедет.

- Как же? Сынок… - сказала мать. - Куда мы? А отца?

- Дотащим, тут недалеко.

- Как же, недалеко…

- Дотащим, я сказал.

Сзади к Саше подошел водитель, заглянул через плечо в салон.

- Ну что, в город едем? Я дальше не поеду.

- Мы заплатим, - сказал мать, глядя на водителя почти в ужасе. - Куда же мы с гробом?

- Я говорю, поехали в город. А денег мне не надо. За новый автобус вы мне не заплатите. И ночевать в лесу с вашим покойником я не буду. Ясно? В город едете?

- Что же мы отца катать туда-сюда будем… - сказала мать.

- Ну, все тогда…

Водитель с лязгом открыл задние дверцы салона - разгружайтесь, мол. И ушел в кабину. Снова закурил там, ругаясь.

Мать заплакала.

- Что ты ревешь? - едва не закричал Саша. - Самое страшное уже случилось! Что теперь рыдать? Волки нас съедят, что ли? Дотащим, никуда не денемся.

- Вы же не донесете вдвоем! - в плаче выкрикнула мать.

- Я тебе говорю: дотащим! Волоком дотащим. Тут недалеко, - еще раз повторил Саша, скорей для Безлетова, - сам он знал, что до деревни еще километров семнадцать.

Саша со скрежетом придвинул гроб к концу салона.

- И у нас еда здесь на поминки… - жалилась мать.

- Возьми, что донесешь, остальное вон оставь этому…

Саша спрыгнул вниз.

- Давайте, я ноги на себя приму… - сказал он уже в остервенении. - А потом… как-нибудь…

- Стул бы, - сказал Безлетов. - Чтобы верх гроба поставить. Мы не удержим.

- Давайте, нет стула, - торопил Саша.

Он потянул гроб на себя, с каждым мгновеньем ему становилось все тяжелее, он отступал назад, по снегу, чувствуя непомерную тяжесть и саднящую боль в мышцах рук.

- Быстрей же! - выдавил он.

Безлетов спрыгнул, и мать неловко спустилась, некрасиво, по-бабьи.

Они взялись за верх гроба, вытаскивая его, но мать не выдержала и, охнув, уронила свой край. Саша и Безлетов тоже, естественно, не удержали. Гроб упал набок.

Незабитая крышка вскрылась, отец, уже ледяной, едва не выпал в снег. Гроб был тесным - это помогло тому, что покойный удержался во гробе. Но в то малое мгновенье, когда гроб стоял на боку, картина была страшна - мертвый профиль отца, выпавшая в снег иконка с груди, недвижимые, белые руки, открывшиеся под покрывалом…

Саша и Безлетов быстро поставили гроб ровно и накрыли крышкой.

Мать стояла ошарашенная.