Во время панихиды в соборе Святого Спиридония и потом в течение целого дня продолжалось возложение венков на гроб погибшего от всевозможных учреждений, групп и лиц. Кажется, нет такого казенного и общественного учреждения, школы, курсов, которые бы не возложили венка на гроб Мациевича и так или иначе не были представлены перед гробом. Сотни учреждений и лиц самых разнообразных направлений и окрасок несли знаки своего сочувствия, удивления и преклонения к гробу погибшего героя...
28 сентября – день похорон Льва Макаровича. Местность, прилегающая к собору Святого Спиридония в здании Адмиралтейства, еще с утра запружена народом. Александровский сад переполнен. Стоят на возвышениях, на решетках, сидят на деревьях. Масса народа в переулке, ведущем в собор. Эта местность буквально осаждается желающими попасть на отпевание. Отдать последний долг погибшему явились люди всех положений, рангов, возрастов, полов и национальностей. Масса народа пришла с самых отдаленных окраин Петербурга.
В церковь с 9 часов утра начали прибывать депутации от самых разнообразных учреждений и групп. Моряки, кавалергарды, студенты, курсистки, рабочие, артисты, нижние чины и т. д. Парадные мундиры чинов разных ведомств и воинских частей мешались со скромными костюмами учащихся и штатской публики.
Церковь, несмотря на то что пропускались лица, только имеющие билеты, уже к началу литургии была переполнена народом. Хоры также битком набиты, и тысячи глаз молящихся устремлены вниз на печальное зрелище, на последнюю почесть, отдаваемую человеческому телу на земле.
Храм убран тропическими растениями. Гроб положительно тонет в массе живых, благоухающих цветов. У изголовья гроба лежат серебряные венки от высочайших особ. Покойный лежит в гробу в морском форменном сюртуке с тремя академическими знаками на груди. Лицо землистое, заостренное, в котором только с трудом можно узнать жизнерадостное, цветущее, живое лицо всегда бодрого и веселого Льва Макаровича.
У гроба стоят: вдова покойного, отец, родственники, друзья, сотоварищи-летуны и, выстроившись в шеренгу в полном составе, команда подводной лодки «Акула», на которой плавал покойный. Вдоль собора стоит шпалерами команда Гвардейского флотского экипажа.
Отдать последний долг усопшему прибыли военный министр Сухомлинов, товарищ морского министра адмирал Григорьев, помощник военного министра генерал Поливанов, адмиралы Яковлев, де Ливрон, Рейценштейн, Запаренный; генералы барон Каульбарс, Кованько, контр-адмирал граф Толстой; члены Государственной думы Тучков, Челноков, Лерхе, Некрасов, Степанов и многие другие. А также временно пребывающий в Петербурге военный министр Соединенных Штатов Дикенсон и представители французских авиаторов Полана и Райта.
Семья покойного сплоченной группой стоит у гроба. Все измученные, уставшие, страдающие...
Депутации прибывают в продолжение всей литургии и возлагают венки. Много их возложено в этот день, красивых, художественных, дорогих... Но венцом всего был дар детей.
Два маленьких гимназиста, не старше первого класса, смущенно подходят ко гробу и так же смущенно кладут на него свой скромный дар – две живые хризантемы. Это был самый скромный дар на гроб Льва Макаровича, но, может быть, самый непосредственный и самый искренний. Чувствовалось, что эти хризантемы приобретены детьми на гроши, которые им, быть может, были даны на лакомства, и что, урвав от себя эти гроши, они положили на гроб часть себя, часть своей детской души, удивленной и пораженной неразгаданной загадкой бытия и плачущей трепетными слезами вместе с окружающими...
После панихиды гроб с останками, покрытый Андреевским флагом, на руках министров, адмиралов, генералов, членов Государственной думы, авиаторов и родственников был вынесен из церкви и при звуках «Коль славен» установлен на катафалке.
Для отдания воинских почестей покойному перед собором были выстроены матросы Гвардейского и Балтийского флотских экипажей с двумя оркестрами музыки.
Трудно передать грандиозность картины, открывшейся перед глазами лиц, вышедших из собора. Дворцовая площадь, Александровский сквер, Невский проспект, леса вновь строящихся домов, балконы, крыши – все это сплошь было усеяно и запружено народом. Кругом на земле сплошное море голов. И это море двигалось, колыхалось, тянулось стать поближе к процессии, ко гробу, и потому тихо волновалось, переливаясь с места на место.
В час двадцать минут дня процессия, при звуках шопеновского похоронного марша, тронулась в путь по Невскому проспекту.
Людское море тел всколыхнулось и хлынуло за процессией на Невский проспект и затопило все на своем пути. Движение трамваев, извозчиков, даже пешеходов приостановилось в этот момент по Невскому, так как двигаться можно было только по одному направлению: за волной. С боковых улиц, как с притоков, вливались в общее русло, текущее по Невскому, все новые и новые массы народа.