Санкт-Петербург. Автобиография

«Душа Петербурга» – книга пронзительная, своего рода реквием по городу, который остался в прошлом (к слову, в год публикации работы Анциферова началось печально знаменитое разграбление петербургских церквей); и столь же пронзительны стихи Н. Я. Агнивцева, создавшего цикл «Блистательный Петербург».

Ужель в скитаниях по миpy
Вас не пронзит ни разу, вдруг,
Молниеносною рапирой —
Стальное слово «Петербург»?

Ужели Пушкин, Достоевский,

Дворцов застывший плац-парад,
Нева, Мильонная и Невский
Вам ничего не говорят?

А трон Российской Клеопатры

В своем саду?.. И супротив
Александринскаго театра
Непоколебленный массив?

Ужель неведомы вам даже:

Фасад Казанских колоннад?
Кариатиды Эрмитажа?
Взлетевший Петр и Летний сад?

Ужели вы не проезжали,

В немного странной вышине,
На старомодном «имперьяле»
По Петербургской стороне?..

...

А непреклонно-раздраженный

Заводов выборгских гудок?
А белый ужин у «Донона»?
А «Доминикский» пирожок?..

...

Ужели вы не любовались

На сфинксов фивскую чету?
Ужели вы не целовались
На Поцелуевом мосту?

Ужели белой ночью в мае

Вы не бродили у Невы?
Я ничего не понимаю!
Мой Боже, как несчастны вы!..

Джаз Леонида Утесова, 1929 год Леонид Утесов

Старый Петербург уходил безвозвратно – «где блеск былой, где мишура?», – и вместе с ним уходили прежние развлечения («победивший пролетариат» был готов, по известному лозунгу тех лет, всю многовековую дореволюционную культуру «сбросить с корабля истории»). При Народном комиссариате просвещения была создана организация пролетарской самодеятельности «Пролеткульт», чтобы создать собственную, рабоче-крестьянскую культуру. При этом, несмотря на все усилия идеологов Пролеткульта, новая культура не спешила формироваться; более того, «тлетворное влияние Запада» проникало в Советский Союз и порождало такие «чуждые победившему классу» явления, как джаз.

Создателем первого в СССР джазового оркестра был Л. О. Утесов.

Я был еще актером Театра сатиры, я еще играл Васю Телкина в «Шулере» Шкваркина – была у него такая смешная пьеса, – но уже готовился к тому, что станет главным делом моей жизни, чему я отдам большую и лучшую ее часть.

Я готовился к джазу.

Когда я пел в оперетте, играл в драматическом театре или дирижировал хором, меня не покидало чувство, что я везде – временный постоялец, я словно все время помнил, когда отходит мой поезд. И только в джазе я вдруг почувствовал, что приехал и могу распаковывать чемоданы – пора обосновываться на этой станции прочно, навсегда. Но ох как непросто оказалось это сделать.

Поначалу западные джазы не очень прививались у нас. Эта музыка была нам чужда. Тогда мы все делали с энтузиазмом и уж если спорили о чем-нибудь, то с пеной у рта. Так же спорили и о джазе. Но неужели нельзя, думал я, повернуть этот жанр в нужном нам направлении? В каком? Мне было пока ясно одно: мой оркестр не должен быть похожим ни на один из существующих, хотя бы потому, что он будет синтетическим. Как видите, идея синтеза в искусстве преследует меня всю жизнь. Это должен быть... да! театрализованный оркестр, в нем, если надо, будут и слово, и песня, и танец, в нем даже могут быть интермедии – музыкальные и речевые. Одним словом, кажется, я задумал довольно-таки вкусный винегрет. Что ж, я прихожу в джаз из театра и приношу театр в джаз.