Санкт-Петербург. Автобиография

Теперь я боялся холода. В верхних этажах было теплее. Отопление было паровое, и вода, пройдя вверх по трубам, остывала и возвращалась в нижний этаж уже чуть теплая, и печи нагревались слабее. Однако, как после выяснилось, опасения были напрасны и страдать от холода не пришлось. Когда меня, бывшего в зимней драповой рясе, подвели к дверям камеры № 848, то у дверей этой последней стоял опертый об стенку щит для топчана. Он предназначался для меня. Мне велено было этот щит взять и внести к себе в камеру. Когда я вошел в эту другую камеру, то был вынужден обратить свое первое внимание на весьма тускло горевшую электрическую лампочку, подвешенную высоко под самым потолком и защищенную густою проволочною сеткой. Положив щит на пол, так как козелков не было, я свои вещи положил под голову и улегся на щите на бетонном полу, укрывшись своею длинною рясой как одеялом.

В этот момент в камере № 848 я застал двух заключенных. Когда я их спросил, кто они таковы и как их звать, то один из них словоохотливо мне сказал: мы – два инженера. Я главный инженер некоего предприятия, а это простой инженер – полушутя ответил мне один из теперешних сокамерников, показывая своей интонацией то, что в данную минуту он мало интересуется тем, что он главный, а тот простой инженер. А звать так: я – Александр Михайлович, а он наоборот – Михаил Александрович, чтобы вам было легче запомнить. Моя фамилия Хабаров, а его Казаков. А вот батюшка, вы нам что скажите: какими словами оканчивается велико-постная молитва «Господи и Владыко живота моего»? Мы ведь некогда ее в школе учили и знали, да и теперь ее помним, но вот забыли, какими словами она оканчивается. «А разве вы такими вещами интересуетесь, как, например, молитва?» – «Да тут все припомнишь». Я им сказал. Так началось наше знакомство уже с другими людьми.

С этими двумя лицами пришлось мне просидеть в одной камере целых шесть месяцев. После шести месяцев нас, всех троих, перевели в камеру № 613. Камера была очень запущенная, стекла в окнах были не все целы. Стены грязны и исписаны арестантской терминологией. Пол был в некоторых местах обнажен от бетона и неровен. Пришлось его приводить в порядок. Просьба наша о вставке стекол в окна была исполнена. Стены мы помыли. Они хорошо отмывались тряпкой с мылом, т. к. они были окрашены масляной краской, которая хорошо и легко отмывается от грязи. Потолок побелили зубным порошком и, таким образом, наша камера приняла такой приличный вид, что на нее обратил внимание сам начальник тюрьмы и нашел, что наша камера чище всех остальных многих камер. Как правило, тяжело переживается заключенными вызов к следователю на допросы. Хабаров мне рассказывал, что его за все 18 месяцев его пребывания под следствием вызывали на допрос раз около 40. Все требовали от него признания во вредительстве.

Будучи главным инженером Ленинградского завода слабого тока, т. е. завода телефонного «Заря», он сконструировал телефон. Когда же он был изготовлен в большом количестве и когда было затрачено большое количество средств, телефон оказался с дефектом, и изобретателя посадили. Ему было лет 53, и он страдал туберкулезом до такой степени, что не мог уже ходить на прогулке по кругу, а ходил по диаметру круга и был досрочно освобожден и послан для работ на Урал. Ему было велено взять свои вещи. Он взял свои вещи и, попрощавшись с нами, не пошел, а полетел к своей Отильде на Карповку, № 19. Ему был дан наказ 30/VII отбыть в Москву, для дальнейшего направления. Казаков тоже был взят с вещами, и судьба была кое-как обнаружена. Он оказался на Шпалерке, где он и раньше был. Я же пока оставался все в той же камере 613.

Главный инженер Хабаров был мудрец большой. Своим искусством он сумел из газетной бумаги устроить стол для игры в домино, рукомойник, табуретку, вешалки. Однажды входит в камеру начальник. Увидев все сделанное, удивился и полюбопытствовал, при помощи каких инструментов все это изготовлялось. Ведь нужен был инструмент режущий. Между тем, когда надзор принимает арестованного для водворения в камеру, его самым тщательным образом обыскивают и отнимают всякие металлические предметы, вплоть до пуговиц и иголок. Увидев следы работ, исполненные при помощи режущего инструмента, начальник спросил: «Чем вы резали?» «Это наш секрет», – отвечает Хабаров. «Признайтесь, ничего вам за это не будет, мне хочется знать, что у вас есть». Тогда Хабаров достает из кошелька бронзовый пятак с отточенным о кирпич краем и подает начальнику. Начальник, взяв пятак в руки и посмотрев, удивился изобретательности, покачал головой, улыбнувшись, вышел из камеры. Хабаров считал себя верующим и каждое утро становился на молитву и, заложив руки за спину и выставив правую ногу вперед, читал молитву «Отче наш». Казаков считал себя неверующим.