Санкт-Петербург и русский двор, 1703–1761

Тема обуздания природы отразилась и на первых изображениях Петербурга. Новый город на них представал как пример покорения природы, которая служит человеку, создающему нечто значительное. Этот подход, может быть, яснее всего выразился в работе еще одного гравера того времени, А.Ф. Зубова, чья «Панорама Санкт-Петербурга» (1716 г.) изображает Петра с Екатериной на одном из судов на Неве. По убедительному мнению Г. Каганова, это изображение города следует рассматривать в свете образной системы Феофана Прокоповича. Феофан уподоблял Санкт-Петербург ладье Святого Петра, в рамках более обширного замысла представить город и как сакральное пространство, и как оазис спокойствия посреди необузданной (т.е. неконтролируемой) природы138. В составе этого же собрания гравюр Зубова находится изображение современного ему вида Летнего сада, простирающегося от невского берега до горизонта. Облик сада, разбитого на аккуратные части, с правильным геометрическим рисунком аллей, может быть, несколько идеализирован, но в нем отчетливо воплощена идея порядка, что очень хорошо согласуется с более поздними образами города.

Развитие взаимодействия города с природой тоже передано на его ранних изображениях. Голландский художник Питер Пикарт на гравюре 1704 г., т.е. времен зарождения Санкт-Петербурга, противопоставил обширное пустое пространство реки самому городу, который виднеется на горизонте в виде тонкой линии из нескольких отдельно стоящих домиков. Этот образ города, подавляемого своим природным окружением, сохранялся и далее, хотя Петербург заметно вырос в рассматриваемый период. В 1725 г. Кристофер Марселис показал Петербург на своей гравюре глазами наблюдателя из Кронштадта – город выглядит всего лишь береговой линией, зажатой между водой и небом139. В отличие от этой работы знаменитые гравюры Михаила Махаева, созданные в середине столетия, показывают главные виды города, подчеркивая его упорядоченный, соразмерный характер. Река, разумеется, находится на своем месте, но она уже не доминирует, а обрамлена каменными набережными и пристанями140. В середине XVIII в. Петербург уже изображали прочно укорененным в своем природном окружении и контролирующим его.

НОВАЯ СОЦИАЛЬНАЯ СРЕДА

С переездом в Петербург прежняя социальная жизнь новопоселенцев разрушилась. Знакомая московская среда, с ее сложившимся соседством и многочисленными палатами знатных родов, сменилась чуждым, навязанным петербургским окружением. Однако указ, относящийся к переезду и поселению дворянства и других социальных групп в новом городе, составлял лишь часть общей картины. По замыслу царя Петербург должен был принять в себя нескольких новых (в основном, для элиты) видов социального окружения, что способствовало бы развитию европейских форм общественного взаимодействия. Европейцы, приезжавшие тогда в город, были знакомы с подобными формами коммуникативного взаимодействия и оставили об этом комментарии в своих описаниях жизни в Петербурге. Резиденциям двора и дворцам высшей знати предстояло служить площадками для таких мероприятий, что повлияло на их дальнейшее развитие.

Зимний и Летний дворцы являлись важными средоточиями жизни двора в Петербурге, хотя в петровские времена это были скромные постройки по сравнению с дворцами, сменившими их впоследствии. С 1711 до 1762 г. Зимний дворец пережил пять реинкарнаций. Четыре из них представляли собой каменные строения на месте современного Зимнего дворца на берегу Невы, начиная с маленького дворца Петра, построенного в 1711 г. Это здание было перестроено и расширено в 1732–1735 гг., причем поглотило соседние дворцы Апраксиных, Кикиных и Ягужинских, а затем Растрелли в конце елизаветинского царствования перестроил его заново. Еще один Зимний дворец представлял собой временную деревянную постройку, возведенную на Мойке в феврале—ноябре 1755 г. для императрицы Елизаветы архитектором Растрелли, пока строился новый каменный, ныне существующий Зимний дворец141. Летний дворец Петра был построен в 1712 г. на территории Летнего сада на берегу Фонтанки и продолжал служить царственным обитателям весь рассматриваемый период. При этом в 1741–1743 гг. Растрелли возвел второй Летний дворец, гораздо больше первого, на другом конце сада, при слиянии Мойки с Фонтанкой142. Хотя заказала его Анна Леопольдовна, но завершили и активно использовали его уже при Елизавете.